"Убери руку," – сказал Айзек тихо, но так, что его слова пробились сквозь грохот машин.
"Борец" засмеялся. Громко, вызывающе. "Ого! Молчун заговорил! И что ты сделаешь, шишка? Пожалуешься?" Он резко пнул бутылку с водой. Она покатилась, выплескивая содержимое. "Вот твоя вода!"
В следующее мгновение "Борец" уже лежал на спине на мокром, скользком полу. Айзек стоял над ним. Никто не видел, как он встал, как двинулся. Это было слишком быстро. Один момент – "Борец" издевался, следующий – он был сбит с ног мощным, точным ударом в солнечное сплетение. Айзек не кричал, не матерился. Его лицо оставалось каменным. Он наклонился.
"Я сказал – убери руку," – его голос был тише прежнего, но от него по спине побежали мурашки даже у охранника. Айзек поставил ногу на грудь "Борца", прижимая его к полу. Не сильно. Пока. Но достаточно, чтобы тот понял всю мощь. "Больше не подходи ко мне. И не трогай мои вещи."
"Борец" хрипел, пытаясь вдохнуть, лицо багровое от унижения и боли. Он попытался вырваться, но нога Айзека была как гидравлический пресс. "Ты… заплатишь… ублюдок…" – прохрипел он.
Айзек наклонился еще ниже. Его губы почти коснулись уха "Борца". Он что-то прошептал. Всего пару слов. Никто не услышал, что именно. Но лицо "Борца" моментально побелело. Его глаза округлились от чистого, первобытного ужаса. Он перестал дергаться, замер, словно кролик перед удавом.
Айзек убрал ногу. Поднял свою пустую бутылку. Повернулся и пошел обратно к своей решетке теплообменника, как будто ничего не произошло. Он взял скребок и продолжил счищать слизь. Его руки не дрожали. Дыхание было ровным.
"Борца" подняли его приятели. Он молчал, избегая смотреть в сторону Айзека. Его руки тряслись. Он больше не требовал места и воды. Остальные заключенные переглянулись, отодвинулись от Айзека подальше. Шепоток пошел по залу: "Видал?..", "Что он ему сказал?..", "Мертвяк…", "Не человек…".
Охранник на вышке опустил руку, уже лежавшую на рукоятке электрошокера. Он внимательно посмотрел на спокойную фигуру 731-го, затем на трясущегося "Борца". На его лице за шлемом не было гнева или осуждения. Было… понимание. И глубокое отвращение. Он что-то отметил в планшете. Инцидент исчерпан. Заключенный 731 действовал в рамках самообороны. Повышенная эффективность работника.
Рабочая смена тянулась вечность. Жар, грохот, липкая слизь, тени, пляшущие на стенах все более безумными па. Айзек работал, как автомат. Событие с "Борцом" не оставило в нем видимого следа. Но внутри стена дрогнула. Когда он шептал тому на ухо, он не думал. Слова вырвались сами. Слова на языке, которого он не знал. Языке его кошмаров. И ужас в глазах "Борца" был зеркалом его собственного, внутреннего ужаса. Что во мне живет?