Наконец, оглушительный гудок возвестил конец смены. Измученные, покрытые сажей и слизью, заключенные побрели к выходу. Айзек шел последним, оглядывая гигантский зал. Его взгляд скользнул по основанию одной из колоссальных труб, покрытой толстым слоем накипи и той же черной слизи. Что-то блеснуло там, в щели между трубой и массивным фундаментным блоком. Не металл. Что-то другое.
Пока охранник отворачивался, проверяя счет заключенных, Айзек сделал шаг в сторону. Быстрым, незаметным движением он просунул руку в щель, игнорируя липкую гадость и жар, еще исходивший от металла. Его пальцы нащупали гладкую, плоскую поверхность. Он схватил и вытащил. Не глядя, сунул в карман комбинезона. Сердце колотилось не от кражи, а от внезапного, острого чувства… узнавания. Как будто он нашел что-то свое, давно потерянное.
Марш обратно в сектор "Дельта-9" прошел в тупой усталости. Ужин – такая же серая паста. Попытка смыть с себя грязь и запах машинного зала под ледяным душем. Философ что-то бормотал про "резонанс" и "голоса в трубах". Гарт истерично вытирал лицо тряпкой, бормоча о "червяках в коже". Шестерка молча ковырял в зубах. На Айзека больше не смотрели как на новичка. Смотрели как на хищника, случайно попавшего в клетку.
Он дождался, пока в камере воцарится тишина, нарушаемая лишь храпом Шестерки и бормотанием Гарта. Философ лежал с открытыми глазами, уставившись в потолок, его губы беззвучно шевелились. Айзек отвернулся к стене, прикрывшись одеялом. На ощупь, в темноте, он достал из кармана комбинезона свою находку.
Это была пластина. Примерно с ладонь размером. Тяжелая, холодная, даже сквозь ткань перчаток. Не металл, не камень. Материал был гладким, как стекло, но не хрупким. Он провел пальцем по поверхности. Рельеф. Глубокие, сложные борозды, образующие узор. Он знал этот узор. Он чувствовал его кожей, костями, самой своей сутью. Это был тот же язык безумия, что и символы на стенах в заброшенных секциях, что и письмена в его кошмарах. Письмена Древних. Письмена, которые сводили с ума тех, кто не был… подготовлен.
Он сжал пластину в кулаке. Холодок от нее пополз вверх по руке. И тут же, как ответ на прикосновение, его накрыла волна усталости, смешанной с жутким предчувствием. Сон был неизбежен. И он знал, что за ним последует.