Наконец, я втащилась на широкую, почти горизонтальную развилку. Здесь было достаточно места, чтобы сидеть, даже лечь, свернувшись калачиком. Стволы сходились, образуя естественную спинку. Я была высоко. Выше большинства кустов, выше опасных грибов. Отсюда открывался потрясающий вид на часть леса: светящиеся стволы, как колонны собора, мерцающий полог, по которому теперь пробегали волны более интенсивного свечения – вечерний «пульс» Этерии. Искры в воздухе стали ярче, их стало больше, они кружили медленнее, создавая живой, светящийся занавес.
Но с высотой пришел и холод. Теплый днем воздух быстро остывал. Моя тонкая куртка не спасала. Я съела еще несколько сине-фиолетовых ягод, но они лишь ненадолго согрели изнутри. Страшно. Было чертовски страшно. Каждый шорох внизу, каждый незнакомый звук – а их становилось больше, странных щелчков, переливчатых трелей, далеких, непонятных криков – заставлял сердце бешено колотиться. Я вжалась в развилку, стараясь стать как можно меньше, невидимой.
Я достала Карту. Развернула ее чуть-чуть. В сумерках она светилась сама по себе. Ее линии мягко пульсировали знакомыми цветами. Зеленое пятно спокойствия было все еще рядом, внизу, у ручья. Но теперь оно казалось таким далеким. Красные пятна притихли, но не исчезли. Черная бездна на краю Карты по-прежнему зияла холодом. Но над моим маленьким укрытием… было спокойно. Нейтрально. Карта словно говорила: "Здесь, пока, безопасно."
Ее слабое, теплое свечение в темноте стало моим маленьким утешением. Я прижала ее к себе, как ребенок прижимает плюшевого мишку в темной комнате. Ее пульсация совпадала с моим учащенным сердцебиением, постепенно успокаивая его.
И тогда, в этой вынужденной неподвижности, на холодной развилке светящегося дерева, глядя на мерцающий, незнакомый мир внизу, меня накрыло. Не страх. Не голод. Тоска. Острая, режущая, как нож.
Дом. Запах маминых оладий. Скрип старого велосипеда на гравии. Унылый, но такой родной голос тети Вали: «Алиска, все?». Теплая кровать. Знакомые звезды за окном (настоящие звезды, а не светящиеся искры или точки на Карте). Даже Петр Иванович с его вечным бурчанием. Даже Маршрут №7 с его пылью и скукой. Дом. Обычный, скучный, серый, безопасный дом.
Слезы потекли сами, горячие и соленые, по щекам, смешиваясь с пылью коры. Я тихо всхлипывала, стараясь не шуметь, сжимая Карту, этот теплый кусок чужой кожи – единственное, что у меня осталось. Я была здесь одна. Совершенно одна. В мире, где деревья светятся, воздух звенит, а вода пахнет цветами. В мире, полном незнакомых опасностей и чудес, которые пугали своей непостижимостью.