Потом – резкий звук. Удар. Мама упала.
И тут всё произошло слишком быстро.
Амир выдернул братьев из комнаты, затащил в ванную, включил воду и закрыл дверь.
– Не выходить, что бы ни было, слышите?
Младший дрожал. Средний держал его за плечи.
Амир вернулся в кухню. Встал между мамой и отцом.
Получил сразу. Потом ещё. Он не считал удары. Помнил только вкус крови на губах и злость – не на отца, нет. На этот мир. На этот дом. На себя.
Когда всё стихло, и папа ушёл хлопнув дверью, мама сидела на полу и гладила его по голове.
– Он просто… устаёт, сынок. Он же любит нас. Просто по-своему.
Каждый раз, когда Амир пытался ей сказать:
Почему ты не уходишь? Почему защищаешь его? —
мама только грустно улыбалась и рассказывала одно и то же.
– Ты был маленьким. Совсем. Месяц тебе был. Мы простудили тебя. Ты перестал дышать…
Я думала, не выживешь. В больнице не пускали никого, а папа… он залезал на дерево.
Каждый вечер. Через дорогу от реанимации.
Он висел на тонких ветках, лишь бы взглянуть в окно.
В седьмой или восьмой раз упал.
Но когда увидел, что ты дышишь – стал на колени. И молился.
Он любит тебя, сынок. Он просто… другой.
Амир слушал. С комом в горле.
Он не знал, как чувствовать себя: злым или благодарным.
Обиженным или понимающим.
Папа, который бил. И папа, который молился.
Два человека.
В одном теле.
И в одной памяти.