– «Волки»?
– Ну, типа взрослые, которые делают странные вещи ночью. Он говорил, что они кого-то «отбирают». Я думал, он фильм пересмотрел.
Катя слушала, замирая от каждой фразы. Детские голоса звучали естественно, искренне – как всегда, когда взрослые не слышат.
Один из мальчиков снова заговорил:
– Если кто-нибудь спросит – я ничего не знаю. Поняли?
– Ага. – Несколько голосов почти хором.
– Потому что мама сказала: лучше молчать. И в лагере тоже. Никаких разговоров с чужими. Они сказали, что Луис умер от болезни, и всё.
Катя закрыла глаза. Она почувствовала, как внутри поднимается тяжёлое, вязкое чувство – смесь тревоги, гнева и горечи. Её начинало трясти не от жары, а от бессилия: всё перед ней, всё рядом, и всё – за стеной.
Она достала из сумки маленький блокнот и быстро сделала пометки: «Луис жаловался – укол в плечо», «сильная головная боль», «ночной визит», «волки», «внутренний страх».
Этого было мало, но это был след. Намёк на то, что Луис мог быть не жертвой болезни, а жертвой чьих-то рук.
На обратном пути Катя не включала музыку. Машина катилась медленно, она почти не касалась руля, позволяя дороге самой вести её вниз – обратно к Порто-Верде. В голове снова всплывали обрывки:
волки – кто это? Вожатые? Врачи? Кто-то, кто приходил ночью?
укол – токсин? препарат? или нечто другое?
головная боль, шум, сонливость – признаки отравления?
Катя понимала, что никто из официальных лиц не даст ей разрешения на копание в лагере. Она слишком «мелкая фигура». Но если ещё один ребёнок умрёт, а она не сделает ничего – она этого себе не простит.
В тот вечер она снова вышла на балкон своей квартиры с бокалом вина, но уже не ощущала вкуса.
На этот раз она не просто подозревала – она знала: это не совпадение.
Луису кто-то сделал укол ночью, и на утро он был уже обречён. Убийство, спрятанное под медицинским термином.
И, возможно, это только начало.
Глава 6. Хименес Моралес.
Он снова сел за стол. Отодвинул в сторону пепельницу, хотя знал, что через пару минут потянется к ней снова. Локтями упёрся в колени, уставился в одну из старых вырезок на стене. Фото. Размытое, обрезанное. Девочка. Двенадцать, может, тринадцать. Светлые волосы, в глазах – какая-то нелепая наивность. Ни имени, ни места – он помнил всё наизусть, без записей.
Клара Эспиноса, пропала весной. Нашли через шесть дней – в канаве за чертой города. Сломанные пальцы. Пустой взгляд. Никаких следов ДНК. Ни одной камеры. Ни одного свидетеля. Всё было вычищено – как будто кто-то прошёлся скальпелем по самому горлу правды.