Моралес работал по этому делу сорок девять дней без остановки. Без выходных, без нормального сна. Он ходил по домам, копался в мусоре, подслушивал на исповеди, ездил к бабушке девочки, жил у её школы, говорил с одноклассниками. Обыскивал канализацию. Трижды. Подкупал тех, кто не хотел говорить. Давил на тех, кто слишком много знал.
И всё – в пустоту. Её убили аккуратно. Продуманно. Без суеты. Вскрытие показало: смерть наступила не сразу. Её держали, возможно, два дня. Никто не слышал криков. Никто не слышал мотора машины, в которой её увозили. Словно её забрали в другой мир, а потом вернули – уже без дыхания.
В отделе крутили пальцем у виска:
– Да брось, Хименес. У тебя на столе другие дела.
– Родители сами виноваты. С кем она гуляла?
– Нет тела – нет улик. Забей. Он не мог.
Каждый день, приходя домой, он чувствовал: она здесь. В кресле. В кухне. Смотрит. Молча. Не обвиняя – просто… ждёт. Как будто говорит: «Ну? Ты ведь умеешь. Так раскрой.»
А потом дело закрыли. Перевели в архив. Комиссар тихо позвал его к себе, налил ему виски и сказал:
– Есть вещи, Моралес, которые не для тебя. Это был кто-то… с уровнем. Это не улица. Не грабёж. Это что-то другое. Забудь.
Он ушёл. Не спорил. Но не забыл.
Он вырезал фото Клары из досье, приклеил на стену, поставив над ней надпись от руки:
«НЕТ СЛЕДОВ – ВСЕГДА ПРИЗНАК СЛЕДА».
Потом пошли слухи. Про некое закрытое учреждение, где учат "одарённых". Про детей, пропадающих без объяснений. Про новые препараты, которые якобы испытывают на подростках. Всё неофициально. Всё как дым.
Он пытался нарыть что-то. Пару раз почти вышел на след – и каждый раз всё рассыпалось: свидетели исчезали, источники замолкали, документы – сгорали. Даже адрес, где, по слухам, держали девочку, оказался стертым – словно никогда не существовал.
И тогда он понял:
это было делом не улицы, а лаборатории. Не крови – а расчёта. Не ярости – а системного зла.
С тех пор прошло восемь лет. Он продолжал работать. Закрывать дела. Собирать кости. Пить. Молчать. Но иногда, в тишине, среди очередных улик, он чувствовал: почерк тот же. Холодный. Точный. Без следов. Без эмоций. Словно кто-то играет в бога – и выигрывает.
Он взглянул на фотографию снова.
– Я тебя не забыл, – прошептал. Он и не собирался.
Хименес Моралес проснулся ближе к полудню – как и всегда, без будильника, без снов, без сожалений. Солнце уже ползло по комнате, забираясь под рваные жалюзи, оставляя на неубранной кровати полосы, как следы когтей. Он щурился, не торопясь открывать глаза полностью, будто реальность всё ещё можно было отогнать на пару минут.