Тогда ему и рассказали историю его жизни, поставили диагноз и выдали целую охапку таблеток. То время проходило для Уилла как в тумане, казалось, последствия его “амнезии” не спешили исчезать, поэтому, большая часть разговоров с врачами, обследований, процедур были окутаны в сознании Уилла белой пеленой.
Через неделю его отпустили домой, великодушно предоставив ему волонтера, который показал ему этот самый дом. Уилл не узнал ни улицу, ни входную дверь, ни даже саму идею “вернуться”. Ему говорили, что он провел здесь всю жизнь. Но он чувствовал себя туристом в чужой жизни.
Там его встретила тишина. Не уютная, а липкая, словно пленка, натянутая на все вокруг. Никаких признаков жизни, лишь слабо ощущались следы ее недавнего присутствия. Тонкий слой пыли скопился на всех поверхностях. Пол под его ногами скрипел, словно протестуя против незнакомца, а в воздухе витал слабый запах сырости и невыносимый запах гари. Он застрял в стенах, въелся в почерневший от копоти ковер.
Уилл прошел в гостиную: темные пятна на полу, следы копоти на стене, почерневший диван. На секунду показалось, будто языки пламени все еще играют на поверхности, но стоило ему моргнуть, как все вновь окрасилось в печальный черный цвет. Может, это тени прошлого, или память?
Что здесь было? Он провел пальцами по обугленному краю деревянного столика. Шероховатая поверхность будто прошептала что-то, чего он не хотел слышать. Внутри шевельнулось беспокойство. Он отогнал его, как и все, на что не было ответа.
– Что здесь произошло? – спросил он, не поворачиваясь.
Парень-волонтер мялся у двери.
– Я не знаю, простите, – голос звучал неуверенно. Будто он и сам мечтал оказаться как можно дальше отсюда. Он переступил с ноги на ногу, избегая взгляда. – Мне пора. В телефоне есть мой номер. Если что… звоните. Я буду приходить дважды в неделю.
Он замолчал и стал выжидающе смотреть на Уилла.
– Ага, – кивнул тот, не поднимая глаз. – Пока.
– Удачи.
Он исчез, будто рад, что может оставить это место кому-то другому. Дверь за ним закрылась с облегчением.
Уилл остался. Один.
И дом остался тоже.
Свет из окна падал под таким углом, что тени удлинялись, делая комнату еще более пустой и безжизненной. Дом был чужим, а кровать, на которой он лег в первую ночь, казалась ненастоящей. Ему казалось, что его жизнь – это чей-то плохо написанный рассказ. Все было каким-то фальшивым и натянутым, будто вот-вот развалится на части.