Титры говорили о том, что на часах 6:00, а это значит самое время начать собираться на работу. Он поднялся с дивана, вместо завтрака выпил холодного кофе, который заварил еще вчера утром, и направился к выходу натянув на себя дырявую толстовку и потертые джинсы видавшие лучших времен.
Пятьсот семьдесят три шага налево от двери – точное число, проверенное временем. Каждый шаг как якорь, способный удерживать рассудок. Он знал этот путь наизусть, и именно повторение маршрута придавало ощущение контроля в хаосе, который поселился в его голове – конец улицы. Еще двести тридцать один шаг прямо – поле и чуть дальше лес. Сто тринадцать шагов вдоль леса. Он знал каждый камень, каждую неровность дороги.
Когда он достиг холма, ему не нужно было делать больше ни шага, чтобы слышать как прямо за ним течет кошмар под названием река. Если бы его спросили, он бы сказал, что это самая широкая река, которую он когда-либо видел в своей жизни. Конечно же он бы солгал, ведь это единственная река, которую он видел или, по крайней мере помнил. Но страх, сковывающий его при одном только ее шуме, был настоящим. Где-то глубоко внутри он знал: этот страх не иррационален, он родом из прошлого, которое ускользает от него, но оставляет в теле отголоски. Этот страх шумел внизу, и даже с этого расстояния он мог слышать, как вода разбивается о камни. Слишком быстро. Слишком глубоко. Он поежился и ускорил шаг.
Он не переходил мост. Никогда. Он обходил, словно пытался обмануть судьбу, проходил два километра вверх по реке, пока не оказывался на холме, ровно на пять метров дальше того места, где река уходит под землю. А потом он проходит еще два километра назад, чтобы вернутся к тому же мосту только уже на другом берегу, пройти тридцать три метра прямо от него по протоптанной тропинке и оказаться на работе. Здесь не было неожиданностей, и, возможно, поэтому он выбирал именно этот путь.
Воздух наполнял запах пота и древесины, смешанный с влажной землей и едва уловимой гарью от старых костров. Нескончаемое жужжание пил и глухие удары топоров сливались в единый ритм, отдававшийся в груди. Вдалеке потрескивали ветки под тяжелыми ботинками рабочих, переговаривающихся короткими, ленивыми фразами. Все это звуки, которые стали для Уилла почти успокаивающим.
– Паршиво выглядишь, – раздался голос.