Утро в Хейвен-Роке пришло серым и мокрым, точно выжатая тряпка. Дождь, начавшийся еще ночью, стучал по крыше пристройки монотонным, унылым перебором. Эллис проснулась от этого стука и от стужи, пробиравшейся сквозь тонкое одеяло. Камин погас, и тепла от древнего радиатора под окном не хватало даже на то, чтобы отогреть воздух в маленькой спальне. Она лежала, укутавшись, слушая, как дождь бьет по стеклу, а ветер гудит в башнях собора – низкий, протяжный звук, напоминающий вчерашний стон, но лишенный его жуткой осознанности. Просто ветер. Просто старые камни.
Но в памяти всплывало другое. То чувство присутствия. Тяжелое, голодное. И тот стон. Не ветра. Не дерева. Он стоял у нее в ушах, как навязчивый звон. Эллис зажмурилась, пытаясь убедить себя: Стресс. Нервы. Горе. Галлюцинация на грани срыва. Логично. Разумно. И совершенно не работало. Потому что страх, который она испытала, был слишком физическим. Слишком реальным. Как запах озона перед ударом молнии.
Она заставила себя встать. Холодный линолеум обжег босые ступни. Тусклая лампочка под потолком едва разгоняла полумрак. На тумбочке улыбалась Лиза с пляжа. «Доброе утро, малышка», – прошептала Эллис, касаясь холодного стекла. Боли не было. Была огромная, зияющая пустота. Она привыкла к ней. Как привыкают к ампутированной конечности – фантомная боль иногда накатывала, но в основном было просто… отсутствие.
Она натянула теплый свитер, толстые носки, спустилась в гостиную. Камин требовал растопки, но не хватало духа копаться в золе. Включила конфорку плиты, поставила чайник. Пока вода грелась, подошла к окну. Дворик был залит дождем. Серые стены собора плакали темными потоками. В углу, под навесом, виднелась куча старых, почерневших от сырости каменных блоков – видимо, остатки от какого-то давнего ремонта или разрушения. На них, как на гигантских могильных плитах, скапливались лужи. Мрачное, унылое зрелище. Пахнет рыбой и грустью. Слова Лизы снова отозвались эхом.
Чай немного согрел изнутри, но не прогнал внутренней стужи. Эллис взглянула на часы – семь двадцать. Пора. Ключи от боковой двери и квартиры лежали на столе, тяжелые и холодные. Она взяла их, ощущая нелепый вес ответственности. Смотрительница. Смотрительница собора, убившего ее дочь. Ирония была горькой, как полынь.