Я, Симэнь Нао, – человек благороднейший и щедрейший, все меня уважали и благоговели передо мной. Время, когда я принял на себя дела, было лихое, приходилось приспосабливаться и к партизанам, и к «крысам желтопузым» [19]. Тем не менее за несколько лет хозяйство выросло и поднялось в цене, я приобрел еще сто му прекрасной земли, скотины прибавилось – с четырех до восьми голов, появилась новая коляска на резиновых шинах, батраков стало не двое, а четверо, служанок – не одна, а две, да еще две пожилые женщины стряпали. Вот так обстояли дела, когда я нашел перед храмом и принес домой замерзшего и еле дышавшего Лань Ляня. В то утро я поднялся рано и отправился собирать навоз. Вы не поверите – самый зажиточный хозяин в Гаоми, я трудился не покладая рук. В третьем месяце за сохой ходил, в четвертом сеял, в пятом пшеницу жал, в шестом сажал бахчевые, в седьмом обрабатывал мотыгой бобы, в восьмом убирал коноплю, в девятом – зерно, а в десятом перепахивал поля. Даже в самый холод двенадцатого месяца не валялся на теплой лежанке, а вставал с рассветом, взваливал на плечо корзину и шел собирать собачье дерьмо. В деревне еще шутили, что вставал я слишком рано и в темноте вместо собачьих катышков набирал камешков. Ерунда, конечно, нюх у меня отменный, собачье дерьмо издалека чую. Если к собачьим делам относиться безразлично, доброго хозяина не выйдет.
В тот день был сильный снегопад, и всё вокруг – дома, деревья, дорогу – покрыла сплошная белая пелена. Собаки попрятались, и подбирать было нечего. Но я все равно вышел прогуляться по снежку. На улице свежо, ветерок задувает, а вокруг в сумраке столько всего загадочного и странного! Когда еще увидишь такое, как не в этот ранний час? Я сворачивал с одной улочки на другую и наконец забрался на земляной вал вокруг деревни – посмотреть, как алеет белая полоска горизонта на востоке, как играют сполохи зари, как потом красным колесом выкатывается солнечный диск и в отраженном от снега багровом зареве все вокруг превращается в сказочный хрустальный мир… Ребенка перед храмом Гуань-ди почти занесло снегом. Сначала я подумал, что он мертв, и решил уже потратиться на гробик из тонких досок, чтобы не оставлять тельце одичавшим псам. За год до того перед местным храмом замерз босой бродяга. Посинел весь, а штаны торчком – все вокруг просто покатывались со смеху. Об этом случае писал твой сумасбродный приятель Мо Янь в рассказе «Мертвец лежит, уд вверх глядит». Подзаборника с торчащим, как копье, инструментом похоронили на мои деньги – зарыли на старом кладбище к западу от деревни. Значение таких добрых дел огромно – побольше, чем ставить памятники и составлять жизнеописания. Ну так вот, опустил я корзину на землю, потормошил ребятенка, пощупал грудь – теплая, значит, живой. Скинул свой стеганый халат, завернул мальца и, обхватив закоченевшее тельце, зашагал к дому, навстречу солнцу. К тому времени свет зари уже залил небо и землю, народ выходил из ворот убирать снег, и многие видели мой, Симэнь Нао, добродетельный поступок. Да за одно это меня не должны были расстреливать! И ты, владыка преисподней, лишь за это не должен был возвращать меня в мир сей ослом! Как говорится, спасти жизнь человеку важнее, чем возвести семиярусную пагоду, и я, Симэнь Нао, спас человеческую жизнь, это сущая правда. Да если бы одну! Как-то весной в неурожайный год я продал двадцать даней