– Он пристрастился к новостям, – сказали мне однажды, – а счета за выпивку в «Спенс и Минстед»…
– Пристрастился к новостям? Это как?
– Включает радио в восемь утра. Слушает выпуски последних известий в час, в шесть, затем в девять, да и в полночь не пропускает. Скрючится над приемником и сидит как паралитик. Черт возьми, что с ним не так? Ему-то о чем волноваться?
Десятого мая 1940 года мы узнали причину его интереса к новостям.
В те дни мало кто понимал, что происходит. Танки нацистов расползались по карте, будто черные тараканы. Из-за моря веяло разрушением. Все пытались сообразить, что происходит; словно в тумане мы видели падение Парижа и крах миропорядка. Представьте, что вы узнали, будто в школьных учебниках нет ни слова правды. Представили? Вот примерно такое же ощущение было и у нас. Описывать те времена нет нужды, но двадцать второго мая, когда порты Ла-Манша уже находились под угрозой, мне позвонила Рита Уэйнрайт.
– Доктор Люк, – сказала она приятным контральто, – я хочу с вами увидеться. Очень-очень.
– Ну конечно. Давайте как-нибудь вечерком сыграем в карты, хорошо?
– Я имела в виду, что хотела бы показаться вам как врачу.
– Но вы пациентка Тома, милая.
– Плевать. Я хочу показаться не ему, а вам.
(Я знал, что Том не особо жалует Риту. Да, она была склонна все драматизировать, а это сущее проклятие для врача, собирающего симптомы пациента. Такого Том не терпел. Он не раз говорил, что с этой треклятой женщиной рехнуться можно.)
– Так вы примете меня? Прямо сейчас?
– Ну хорошо, раз уж вы настаиваете. Зайдите через боковую дверь, прямиком в приемную.
Я понятия не имел, в чем дело. Когда Рита вошла, хлопнув дверью так, что задребезжало стекло, ее вызывающий вид не мог скрыть овладевшей ею истерики. И все же в тот день она была хороша как никогда в жизни. Цвела буйным цветом, сверкала глазами, розовела естественным румянцем и выглядела моложе лет на десять. Ногти алые, сама в белом. Села в старое кресло, закинула ногу на ногу и вдруг сказала:
– С солиситором я в ссоре. Священник, понятное дело, за такое не возьмется, а с мировыми судьями я не знакома. Вы должны…
Тут она умолкла. Ее взгляд затуманился, будто она безуспешно подыскивала нужные слова. Рита крепко сжала губы. Казалось, эта пауза причиняет ей физическую боль.
– Что я должен, моя милая?