Я знаю, чего она хочет. Знаю, почему пришла.
Она одна из тех, кто уже пробовал мой "Кровавый прилив". Одна из тех, кто уже познал вкус моей власти над ней.
– Я… я принесла вам свежее полотенце, – шепчет она, делая шаг вперёд. Её дыхание учащённое, зрачки расширены. Она уже под кайфом – от коктейля, от меня, от всего этого.
Протягиваю руку, забираю полотенце. Наши пальцы соприкасаются – она вздрагивает, как от удара током.
– Спасибо, – говорю я, вытирая лицо. – Можешь идти.
Но она не уходит. Делает ещё шаг, потом ещё. Теперь, между нами, меньше метра. Я чувствую её дрожь, вижу, как быстро бьётся жилка на её шее.
– Лев Сергеевич… – её голос почти неуловим. – Можно… можно я останусь с вами сегодня?
Смотрю на неё. На её дрожащие губы, на грудь, быстро вздымающуюся под тонкой тканью униформы. Она красива. Она готова. Она уже почти моя.
Но сегодня…
– Нет, – говорю я, и моё слово падает, как камень в воду. – Сегодня я хочу побыть один.
Её лицо искажает гримаса боли – словно я ударил её. Губы дрожат, глаза наполняются слезами.
– Я… я понимаю, – шепчет она, отступая к двери. – Простите.
Дверь закрылась. Я остаюсь один.
Языком провожу по губам, пробуя на вкус собственное имя:
– Лев Сергеевич Яров…
Какое жалкое имя. Какая пошлая пародия на то, кем я был.
Когда-то целые флотилии трепетали при одном намёке на моё присутствие. Они называли меня:
"Глубинным" – когда находили корабли с вырванными бортами, будто что-то огромное вырвалось изнутри.
"Чёрной Бездной" – когда в спокойных водах внезапно открывались воронки, затягивающие суда в пучину.
"Тем, кто шепчет в шторм" – когда моряки перед смертью слышали мой голос в рёве урагана.
А теперь? Теперь я – "Лев Сергеевич Яров".
Лев.
Как эти жалкие наземные хищники, что рычат на саваннах, прячась от солнца в тени акаций. Как эти мясистые, гривастые создания, которые даже плавать не умеют.
Сергеевич.
Будто у меня был отец. Будто я чей-то "сын". Как будто я не вырвался из чёрной пучины уже готовым – древним, голодным, вечным. Как будто мне нужна была "мать".
И Яров…
Хуже всего.
Я выбрал его случайно, услышав, как так называют людей – "яркие", "яростные".
Ирония.
Я, чья истинная форма не знала цвета, только тьму глубин, теперь ношу имя, означающее огонь. Я, для кого солнечный свет был пыткой, именуюсь, словом, связанным со светом, с теплом, с жизнью.