Боже, правда он? Или я это придумала? Может, он всегда был рядом, а я не слышала? Или он и правда ушёл, а теперь вернулся?
Настоящее вдруг сделалось слишком настоящим. До мурашек. До дрожи в плечах. До щемящего восторга, перемешанного с тревогой.
Я не знаю, что будет дальше. Не знаю, что с этим делать. Не знаю даже, сплю ли я или нет.
Но одно знаю точно. Он здесь.
И именно сегодня решил проверить микрофон:
Раз, два. Ты меня слышишь?
Да. Слышу.
Потому что когда не знаешь, что делать – наливаешь чай. Так было у нас в семье. Ситуация под контролем, если у тебя в руках кружка.
Даже если в ней просто кипяток, и ты стоишь посреди комнаты, где только что произошло убийство.
Убийство инструкции к жизни. Той, что всегда лежит где-то в заднем кармане джинсов – мятая, но такая надёжная.
Ставлю кружку на столик у дивана, забираюсь с ногами, подтягиваю колени к животу, обхватываю их, как будто пытаюсь упаковать себя в компактную версию. И только теперь замечаю – всё это время под мышкой держу блокнот. Тот самый толстенный старый блокнот.
Я даже не помню, как достала его. Может, рука сама протянулась, пока сознание блуждало где-то между вязким снегом за окном, тяжёлым воздухом комнаты и этим пчелиным гулом под кожей, который не утихает с самой ночи. Просто он уже здесь. Блокнот. Как будто всегда и был. А теперь он просто ждёт.
Я не открываю. Только держу в правой руке, а другой пытаюсь зацепиться за кружку. Смотрю на обложку – поцарапанную по краю, с легкими следами от чёрной гелевой ручки. Провожу пальцем по шершавой поверхности мешковины, знакомой до мельчайшей потертости. Пальцы замирают.
Может, там уже есть ответ. Может, я когда-то уже записала его сама – те, четыре года назад. И теперь нужно просто открыть, прочитать эту подсказку, вспомнить и вытащить себя за эту нитку.
Но нет. Я не открываю. Чай давно остыл.
В комнате плотная, почти вязкая тишина. Даже за окном – тишина. Ни машин. Ни шагов. Ни ветра. Только снег. Как будто он тоже не уверен, что теперь делать с этой ночью – падать ему или нет.
И в этом шершавом беззвучии вдруг становится до предела ясно – ничего оттуда не поможет.
Никакие прошлые записи. Это не про тогда. Это про сейчас. Про то, что начинается здесь. Прямо в этой комнате. Прямо с этой кружки. Прямо с этого ощущения, когда ты стоишь посреди чистого листа, на котором ещё даже не высохли следы от стёртого текста.