Эдрамейн не отступал. Не скрывался. Не маскировал войну под политику.
Он шёл – напрямую. Открыто.
Я слышала, как в кулуарах Советники сравнивали это с тем, что было когда-то. С Сантарелем. С войной, которую в старых свитках описывали как катастрофу, а между собой – как урок. Только вот никто до конца не знал, чему именно он научил.
Мне и самой было известно немного. Что-то – из разговоров с Касриэлем. Он иногда говорил отрывками, между строк. Что-то – из слухов, что просачивались даже сквозь закрытые двери. Остальное – догадки, сложенные в картину, где не хватало главного цвета.
Тогда, много лет назад, Сантарель был самостоятельным королевством – сильным, упрямым, со своими законами и своей магией; его земли славились редкими источниками, уходившими глубоко под землю, в слои, где текла стихийная сила, неподконтрольная даже архаическим узлам Каэрнора, и именно из-за этого, а не из-за границ, началась война – из-за ресурсов. Сантарель отказался подчиниться, отказался делиться, начал перекрывать пути, вводить свои пошлины, защищать магические территории так, словно готовился не к переговорам, а к осаде. Каэрнор, уже под правлением Тиареля, не вступал в диалог, не присылал послов, не запрашивал объяснений – он просто отдал приказ, и вскоре всё закончилось. Магия исчезла – не рассыпалась, не угасла, а именно исчезла, будто никогда и не жила: оборвались плетения, перестали отзываться заклинания, умерли живые сети, поток больше не шёл, и всё, что раньше дышало, – замерло.
Никто до сих пор не знает, как Король это сделал.
С тех пор эта территория принадлежит Каэрнору – по закону, по праву, по факту; магии там больше нет, и те, кто живёт в пределах бывшего королевства, подчиняются указам Каэрнора. Им запрещено покидать границы не магически, а юридически – стража, посты, приказы, и их кровь не принимает магические земли не потому, что магия не хочет, а потому, что Каэрнор не позволяет.
Сантарель – живой склеп: он дышит, но не говорит, его дети рождаются без дара, его земли работают, но не светятся, и он стал напоминанием – немым, неоспоримым, бесповоротным, потому что каждый, кто сидит в этом зале, помнит: если Каэрнор решил – магия уходит.
А теперь – Эдрамейн. То же начало, те же ошибки, те же вызовы, тот же упрямый отказ делиться тем, что может решить исход десятилетий. Но Тиарель не делает того, что уже однажды сделал: он не отрезает магию, не запрещает её, не подавляет, не ломает в корне. Он ведёт войну – открытую, без пощады, но не вырывает саму суть.