Айзек почувствовал прилив унизительной ярости, смешанной с холодным страхом.
– Со мной все в порядке, Маркус, – сквозь зубы проговорил он. – Я справляюсь. «Титан» будет готов.
– Он должен быть готов, – отрезал Ренн. – Не готов – значит мертв. И мы все полетим в трубу вместе с ним. Фонд не прощает неудач. Они вложили в это больше, чем просто деньги. Ты это знаешь. – В его голосе прозвучала странная нота. Не просто злость, а… предостережение? Почти суеверный страх? – Так что соберись, Айзек. Выгони из головы всякую хрень. Сделай свою работу. Иначе я найду того, кто сделает. Быстро. Отчет через полчаса. Без исключений.
Не дожидаясь ответа, Ренн развернулся и вышел из кабины, оставив за собой шлейф дорогого одеколона и ледяного напряжения. Айзек сжал кулаки так, что ногти впились в ладони. Боль была реальной. Осязаемой. В отличие от теней.
Он повернулся обратно к монитору. Зеленые цифры симуляции плясали перед глазами. Он попытался сосредоточиться на отчете о гиростабилизаторах. Но по краю зрения… на стене кабины, там, где сходились панели под, казалось бы, прямым углом… угол подергивался. Как будто металл на мгновение становился жидким, пытаясь сложиться иначе. В ушах зазвенел тонкий, высокий звук, почти за пределами слышимости. Как… шепот?
Айзек резко вскочил, отпрянув от стола. Сердце бешено колотилось. Он зажмурился, глубоко вдохнул, потом выдохнул. Открыл глаза. Стена была ровной. Угол – четким, геометрически правильным. Звон в ушах стих, растворившись в общем гуле командного центра.
«Стресс. Галлюцинация. Побочка от стимуляторов. Всего лишь химия мозга», – заклинал он себя про себя, как мантру. Он снова сел, с трудом заставив руки перестать дрожать. Он открыл файл с отчетом. Надо работать. Надо закончить. Надо доказать Ренну, Торн, всем… и в первую очередь самому себе, что он контролирует ситуацию.
Он начал печатать. Механически, почти бездумно. Его пальцы выстукивали слова, цифры, формулы. Но его сознание было разделено. Одна часть – инженер, гений, творец «Титана» – корпела над отчетом. Другая часть, та, что росла в глубине, как темная плесень, прислушивалась. К тишине за гулом машин. К пустоте за стенами башни. К бездне, в которую уходил Трос.
Она знала. Знало оно. Ждать осталось недолго. Семнадцать дней. И сон станет явью.