Каждое утро Марии начиналось одинаково. Проснуться. Посмотреть в потолок. Сделать глубокий вдох. Но воздух не наполнял лёгкие, и она не получала ожидаемой лёгкости. Снова этот серый свет, пробивающийся сквозь шторы – мягкий, глухой, безжизненный. Она ещё не поднялась с кровати, но уже ощущала усталость, навалившуюся на плечи. Тяжесть мыслей. Тяжесть рутины. Тяжесть сегодняшнего дня, который, она знала, станет лишь повторением вчерашнего. День ещё даже не начался, а она уже не могла дождаться его завершения.
В груди не было ни надежды, ни даже намёка на улыбку. Только глухая пустота, к которой она почти привыкла. Мария механически поднялась, накинула домашний халат и пошла готовить завтрак. Обычный, как всегда, – по инерции, без вдохновения. На кухне уже сидел муж, перелистывая новости в телефоне и какие-то бессмысленные рилсы в социальный сетях. Между ними звучали глухие, ничего не значащие фразы – вежливые, но давно лишённые смысла.
– Хорошо спала? – спросил он, не отрывая глаз от экрана.
– Да, – солгала она, как делала это всегда.
Чай медленно остывал в чашке, пока она делала вид, что слушает его монолог о работе, о планах, о каких-то проблемах. Но что именно он сказал минуту назад? Она не помнила и не могла заставить себя сосредоточиться. Они жили под одной крышей, делили одну постель, но давно не были рядом по-настоящему.
Глядя на его привычный профиль, Мария пыталась вспомнить: когда они в последний раз смеялись вместе? Когда их руки тянулись друг к другу не по привычке, а от настоящего желания? Когда она в последний раз чувствовала себя по-настоящему живой рядом с ним? Эти воспоминания растворились во времени, оставив после себя лишь серую пелену повседневности. Порой казалось, что время, когда, когда они смеялись вместе, – оно никогда не существовало, что оно было выдумано ею самой.
Работа, счета, бесконечное «нужно», «надо», «должна» – её жизнь превратилась в список обязательств. Где-то глубоко внутри она кричала, но этот крик был беззвучным. Она сама перестала его слышать. Её не понимали другие, да что там другие, самое страшное – она не понимала себя.