– Не спеши, внучек.
Он обернулся. Дед Иван стоял над ним, заслоняя солнце, в своей вечной клетчатой рубахе с закатанными по локоть рукавами. В морщинистой, исчерченной прожилками ладони – горсть малины, каждая ягода блестит на солнце капельками утренней росы.
– Попробуй, какая сладкая выросла в этом году.
Ягода лопнула на языке, тёплая от яркого солнца, с едва уловимой лесной кислинкой. Где-то за курятником зашлёпал по лужам Барбос, куры встревоженно закудахтали. Витька с Петькой о чём-то горячо спорили, перебивая друг друга. А дед смотрел на него своей тихой, всепонимающей улыбкой, от которой глаза превращались в узкие щёлочки среди морщин.
"Я помню этот день", – осознал он. Последнее лето перед школой. Последнее настоящее лето его детства. Тот самый август, когда время текло медленнее меда, а каждый день казался вечностью.
Но вдруг картина начала меняться. Деревня расплылась, как акварель под дождем, и перед глазами встал другой образ – вечерний городской двор. Ему снова лет семь, он в потрёпанных кедах бежит за отцом и их псом Рексом. Отец идёт неспешно, покуривая, отпуская кольца дыма в прохладный вечерний воздух. Рекс, их рыжий двортерьер, деловито обнюхивает каждый куст, изредка оглядываясь на них.
– Пап, а правда, что собаки видят призраков? – он догоняет отца, хватая за руку.
Отец усмехается, поправляет очки:
– Призраков не знаю, а вот то, что ты забыл дома шапку – это точно видят. И мама это увидит.
Они смеются вместе, их дыхание превращается в белые облачка на холодном воздухе. Рекс вдруг замирает, насторожив уши, потом с лаем бросается к кустам – гнать соседского кота. Отец берёт его за руку, и они идут дальше, к дому, где в окнах уже горит свет, а на столе, он знает, ждёт мамина гречневая каша с молоком и сахаром – его любимая.
"Как же давно это было…" – проносится в голове. "И как просто всё было тогда."
Боль вернулась внезапно – острая, жгучая, вырывающая из воспоминаний. Он снова лежал на поле боя, и мир снова состоял из боли и крови. Но теперь где-то глубоко внутри поселилось странное чувство – не страх, не отчаяние, а… благодарность? Ностальгия? Или что-то ещё, для чего у него не находилось слов.
"Почему именно это? Почему не…"
Мысли оборвались, когда перед глазами возникло другое лицо – не дедово, не отцово. Мамино. И снова всё изменилось. Комната в хрущёвке, вечер, он делает уроки за кухонным столом. Мама ставит перед ним тарелку с той самой гречкой – ароматной, с маслом, и стакан молока с пенкой. За окном дождь, но здесь, на кухне, так уютно и безопасно.