– Ну, разве нельзя было просто писать, так как говоришь, или говорить, так как пишешь? Разве нельзя сделать так, чтобы был порядок? Что за язык у вас такой, будто пчёлы сей ваш язык покусали?
На своём языке меня свои всяко поймут, даже если я буду говорить, так как написано: «конечно», «совершенно» или «что». Ибо отличия в произношении и правописании незначительные. Хотя, правды рад я читал летописи, и знаю, что раньше писалось именно «што». А на ужаленном языке скажи «лигхт», а не «лайт», или «тхроугх» и тебя же просто не поймут.
В общем, не нравился мне иностранный язык по многим причинам. Посему и учить его не было ни желания, ни возможности. Ибо без взаимного желания не бывает ни любви, ни науки.
Это потом я, сам того не желая, выучил язык в письменном виде. Ибо стал много читать и переводить с иностранных источников. А потом и писателем стал. А доселе художественные произведения меня совсем не занимали, а скорее даже наоборот. В оном занятии я не видел вообще никакого смысла. А какой смысл и польза читать мне то, что придумали люди, живущие несколько веков назад? Старое о старом, про всяких там помещиков, невольников, несчастных людей, разделённую, или неразделённую, любовь, убийства и самоубийства. Ну и всё в этом духе. Тяжело, непонятно и скучно.
Зачем мне читать о чьей-то выдуманной любви, счастье и горе? Как сие в жизни пригодится? Мне бы то, что на самом деле было, есть, или будет. Такие труды я бы с превеликим любопытством изучал даже в детстве. Ибо я всегда отличался своей неподдельной любознательностью к окружающему миру.
Как бы странно это не звучало, но повзрослев, я сам стал писателем и сам стал писать художественные произведения. Про то, чего не было, про тех, кого не было, про судьбы и чувства тех, кого не существует. Расширяя кругозор, я читал и творцов прошлых веков. Но изучал исключительно прижизненные подлинники их произведений. Дабы быть ближе к истинному слову создателя книги, к его исконному языку. А не сотни раз переписанной, и переведённой, перепечатке. Но это уже совсем другой рассказ. А вначале мне предстояло обрести духовную свободу…
Сильное солнце ягодня неумолимо накаляло головы собравшихся на открытой площадке людей. Длинная цепочка готманщиков медленно, но верно входила в здание. На входе каждый из оных подлежал проверке удостоверения личности и тщательному обыску. Ибо по всей стране сим днём проходила Единая Государственная Итоговая Работа (ЕГИР) по родному языку. К проведению которой власти подходили особенно строго.