Дверца кареты открылась. Холодный, насыщенный странным запахом воздух ворвался внутрь – запах камня, старого дерева, воска и чего-то еще… металлического, едва уловимого, как запах крови, застывшей на железе. Кассиан уже стоял снаружи, безупречный и невозмутимый. Его тень легла на порог кареты.
– Выходите, – сказал он. Голос был ровным, без эмоций. Просто констатация следующего шага в процедуре.
Алиса заставила себя отодвинуться от стекла. Ноги одеревенели от долгого сидения и страха. Она неуклюже выкатилась из кареты, спотыкаясь о высокую подножку. Грубый башмак скользнул по полированному камню плаца. Она едва удержалась, мешок болтался у нее на плече, жалкий и неуместный. Воздух здесь был другим. Гуще. Холоднее. Он словно давил на грудь, затрудняя дыхание. Она подняла голову, пытаясь охватить взглядом всю громаду Академии, и почувствовала головокружение. Это было не место для людей. Это было логово.
– Следуйте за мной, – Кассиан уже шел к меньшей, боковой калитке, встроенной в гигантские ворота. Его шаги были бесшумны по камню, в отличие от ее неуверенных, гулко отдающихся шарканье.
Они подошли к калитке. Она была массивной, из черного дерева, с железными засовами. Кассиан прикоснулся к ней – не кулаком, а просто кончиками пальцев. Раздался тихий щелчок, и калитка бесшумно отворилась внутрь. Алиса замерла на пороге. Перед ней открылся внутренний двор. Не уютный садик, а еще один простор из темного камня, окруженный высокими стенами с галереями. В центре двора бил фонтан – не веселые струи, а одинокая, тонкая струйка воды, падающая в черную каменную чашу. Вода казалась неестественно темной. Тишина здесь была абсолютной, гнетущей. Как в гробнице.
И тут она их увидела.
Фигуры. На галереях, в глубоких нишах окон, у колонн, поддерживающих арки. Студенты. Они не шумели, не толпились. Они стояли или медленно двигались с нечеловеческой грацией. Их одежда – темные, элегантные мундиры или платья – выглядела дорого и чужеродно. Их лица… Алиса почувствовала, как по спине пробежал холодок. Они были красивы. Слишком красивы. Безупречные черты, бледная кожа, лишенная румянца. Но в этой красоте не было жизни. Была холодная отстраненность. И глаза… Боги, глаза! Они были всех оттенков – от ледяного голубого до глубокого черного, от ядовито-зеленого до кроваво-янтарного. И все они были устремлены на нее.