Он развязал ленту. Развернул первый, сложенный треугольник.
И начал читать.
Голос его, обычно уверенный, профессорский, стал другим. С надломом. Он читал простые, корявые, чудом уцелевшие слова человека, который не умел писать красиво. В них не было ничего о подвигах. Ни грамма того пафоса, которым сейчас захлебывался эфир.
«…страшно, Ева, до тошноты. Особенно перед атакой, когда сидишь в окопе и ждешь. И тишина такая, что уши ломит. А потом как заорут…»
Лира слушала, и плечи ее, сведенные в тугой узел от напряжения последних дней, медленно, почти незаметно, расправлялись. Она смотрела на свои руки, лежащие на столе, и думала о том, что эти корявые, чудом уцелевшие слова на пожелтевшем листке были таким же артефактом, как и ее фолианты. Только шрамы на них были не от воды, а от боли. И их тоже нужно было спасать. Сохранять. Не давать им рассыпаться в пыль.
«…тушенка сегодня была ничего, с перловкой. Мы с Уго банку на двоих разделили. Он все про тебя спрашивал, как там ты, в городе. А я ему говорю, что ты сильная, ты справишься…»
В ушах Лиры на секунду прозвучали слова Элиана. «Эффективность страха». «Низкий КПД». «Акустическая гигиена». Они показались ей бредом сумасшедшего. Уродливым, бессмысленным набором звуков рядом с этой простой, окопной правдой.
«…а вчера Уго убило. Осколком. Я его тащил на себе почти километр. Он легкий такой стал…»
Арс замолчал. Сглотнул. Провел тыльной стороной ладони по глазам.
И в этой звенящей, полной боли паузе Лира вдруг поняла. Вот оно. Настоящее. Не «сформировать эмоциональный фон», а скучать по жене так, что сводит скулы. Не «повысить КПД», а тащить на себе тело мертвого друга, потому что не можешь бросить. Это не код, который исполняется. Это крест, который несут.
Она подняла глаза. Встретилась взглядом с Марией, у которой по щеке медленно ползла слеза. С Ником, который неподвижно смотрел на пламя свечи. С Арсом, который не мог читать дальше.
Они не говорили. Они понимали.
Это был их маленький, хрупкий ковчег. В море калиброванного шума.
***
Тепло ее маленького ковчега еще держалось под кожей, когда она повернула ключ в замке.
Щелчок.
И квартира встретила ее своим обычным, выверенным холодом. Воздухом без запаха. Тишиной, которая не успокаивала, а давила. Элиана еще не было. Она сняла пальто, и вместе с ним, казалось, слетела и хрупкая защита, которую дала ей мастерская.