Она увидела это с пронзительной, тошнотворной ясностью. Абстрактные графики на стене кабинета ее мужа. И вот это. Лицо маленького мальчика с пластмассовым грузовиком. Между ними была прямая, неразрывная связь.
Это больше не было политикой. Не работой. Не информацией.
Воздух, который она пыталась вдохнуть, был отравлен.
Это был яд.
И они им дышали. Все.
***
Она остановилась посреди тротуара.
Люди обтекали ее, как река обтекает камень. Шум города – рев моторов, гудки, обрывки чужих разговоров – бился о нее, но не проникал внутрь. Внутри была звенящая, ледяная пустота.
В ее руке – телефон. Холодный, тяжелый.
Она смотрела на экран, на контакт, который не набирала годами. «Элиан. Рабочий». Вторжение на его территорию. Нарушение протокола. Бессмысленно. Что могут слова?
Но лицо того мальчика. С его дурацким пластмассовым грузовиком.
Ее палец дрогнул и нажал на вызов.
Тихий, мелодичный сигнал разрезал калиброванную тишину кабинета. Это был звук порядка. Звук контроля.
Элиан оторвался от карты. Имя на экране коммуникатора было ошибкой. Аномалией в системе.
«Лира».
Он недовольно поморщился. Она никогда не звонила сюда. Это было их негласное правило. Его мир – здесь. Их – там.
Раздражение. Легкое, как укол статического электричества. Он нажал на прием.
– Я слушаю.
Голос был холодным. Функциональным.
– Прекрати это.
Ее голос в трубке прозвучал глухо, задавленный уличным шумом. Но твердо.
– Ты слышишь меня, Элиан? Прекрати.
Он молчал.
– Ты отравляешь воздух, которым мы все дышим. Воздух, которым дышит твой сын.
Элиан на секунду замер. Его взгляд скользнул от безликого идентификатора звонка к огромной, пульсирующей багровым карте. К его триумфу.
Он слушал ее, и слова ее, пробивающиеся сквозь рев города, не были для него упреком. Не были мольбой.
Это был просто шум. Всплеск эмоций. Попытка дилетанта судить о работе мастера, не понимая ни сложности механизма, ни конечной цели. Она видела боль одного ребенка. Он видел здоровье всей системы.
Жалость. Вот что он почувствовал. Но не к ней. А к ее примитивному, ограниченному восприятию мира.
– Ты ошибаешься, – ответил он с ледяным, почти отеческим спокойствием. – Я не отравляю воздух. Я очищаю его от вредных иллюзий.
Он нажал отбой, не дожидаясь ответа.
Аномалия устранена.
Он отложил коммуникатор и снова повернулся к своей стене. К своей идеальной, работающей вселенной.