Он был в своей комнате. Дверь приоткрыта. Лира заглянула внутрь, и сердце ее сжалось в сухой, колючий комок.
Он не играл. Не читал. Он стоял на коленях на полу, и перед ним был раскрыт небольшой черный рюкзак. Он методично, с деловитой, взрослой сосредоточенностью, укладывал в него вещи.
Вот он взял в руки баллончик с черной краской. Встряхнул его рядом с ухом – короткий, сухой грохот металлического шарика внутри. Проверка.
Вот он аккуратно, виток к витку, уложил тот самый моток новой, прочной веревки.
Вот он положил рядом пару черных перчаток и маленький, тяжелый фонарик. Щелкнул им раз, проверяя. Узкий, резкий луч света ударил в стену и погас.
Он не был подростком, собирающимся на пикник. Он был солдатом, который готовился к вылазке в тыл врага.
Лира тихо вошла в комнату. Он не обернулся, только плечи его едва заметно напряглись.
Она решила не видеть рюкзак. Не видеть краску. Не видеть веревку. Она заставила себя забыть об этом.
– Лео…
Голос прозвучал слабо. Умоляюще. Она ненавидела себя за эту слабость. Но по-другому уже не получалось.
– Пойдем завтра в кино. Просто вдвоем. Помнишь, как мы ходили на старые фильмы в «Иллюзион»? Помнишь, тот, про детектива в шляпе? Мы можем выбрать что-нибудь. Все, что захочешь.
Она протягивала ему их прошлое. Их общий язык. Их мир. Единственное оружие, которое у нее осталось.
Он, не прекращая своего занятия, раздраженно бросил через плечо.
– Мам, я же сказал, у меня дела. Важные.
Он застегнул молнию на боковом кармане рюкзака. Звук прозвучал как окончательный приговор.
Она подошла ближе. Обошла его, встала прямо перед ним, заставляя его поднять на нее глаза.
– Важнее, чем я? – она заглядывала в его лицо, пытаясь найти там хоть что-то. Хоть тень того мальчика, который прятался за ее спиной во время грозы. – Важнее, чем мы?
***
Он медленно поднял голову.
Вопрос повис в воздухе комнаты, нелепый и неуместный, как старая, сентиментальная открытка на стерильном рабочем столе. Он смотрел на нее. На свою мать.
И впервые, он смотрел на нее так, как учил отец. Не как на близкого человека. А как на объект.
Объект, проявляющий повышенную эмоциональность.
Объект, создающий акустический шум.
Объект, мешающий выполнению важной операции.
Он анализировал ее. Дрожащие губы. Глаза, полные отчаянной, иррациональной мольбы. Вся ее поза была криком, который нарушал порядок. Нарушал его сосредоточенность. Он чувствовал не гнев. Он чувствовал легкую, снисходительную жалость. Она просто не понимала. Не могла понять. Ее мир был слишком маленьким, слишком хрупким, состоящим из пыльных книг и высохших чувств. Она не видела большой картины. Она не видела, что его «дела» – это не игра. Это работа. Настоящая.