Дверь его кабинета открылась и так же бесшумно закрылась за ним.
И только тогда коридор, казалось, снова вздохнул. Возобновились тихие разговоры, кто-то откашлялся, кто-то сделал шаг.
А Кай так и стоял, сжимая в руке остывающую чашку с кофе. Горечь во рту была не от напитка. Это была горечь осознания дистанции. Пропасти.
Он смотрел на глухую, безликую дверь, за которой скрылся Вэйл.
Для него это был не просто начальник. Не просто гений.
Это было божество.
Существо, которое не просто замеряло температуру реальности.
А устанавливало ее одним движением своего позолоченного камертона.
И Кай понял с абсолютной, голодной ясностью, что хочет того же. Он хотел стоять там, за этой дверью. Он хотел стать таким же. Не просто человеком с властью. Он хотел стать самой Системой. Безупречной, холодной, эффективной. Лишенной сбоев, эмоций и сомнений. Вэйл был не богом. Он был идеальным кодом. И Кай хотел стать его следующей, оптимизированной версией.
Или занять его место.
***
Кофе остыл.
Кай стоял, не двигаясь, и пластиковый стаканчик в его руке начал казаться холодным и липким. Он этого не замечал. Он не чувствовал ни вкуса дешевого кофе, глоток которого успел сделать, ни запаха озона, висевшего в воздухе. Весь мир сузился до одной точки.
До двери.
Глухой, безликой панели из темного дерева и полированного металла. Мембраны, отделяющей его мир – мир тех, кто «замеряет температуру» – от мира того, кто ее создает.
Он все еще чувствовал холодный след, который оставил после себя Вэйл. Не физический холод. А метафизический. Ощущение, что мимо пронеслось что-то огромное, мощное и совершенно безразличное к твоему существованию. Как айсберг мимо щепки.
Обожание.
Да. Оно было. Благоговейный трепет перед архитектором. Перед человеком, который одним движением пальцев на интерактивной стене перекраивал реальность миллионов.
Зависть.
Да. Она тоже была. Черная, вязкая как нефть. Зависть к его власти. К его кабинету. К его праву проходить сквозь людей, не замечая их. К его ледяному, непроницаемому спокойствию.
И под всем этим, под слоями восхищения и зависти, разгоралось что-то еще. Что-то новое. Голодное. Жгучее. Амбиция, которая перестала быть просто желанием карьерного роста. Она обрела конкретную, осязаемую цель.
Кай смотрел на эту дверь. На тонкую полоску света под ней. Там, в стерильной тишине, сейчас сидел бог. И он, Кай, был всего лишь жрецом в его храме.