– Остановились мы на ночь у омута. Тихое место, красивое. И вот ночью вышли на берег русалки. Они не пели, не звали. Просто сидели на камнях, волосы свои лунным гребнем расчесывали. А волосы у них – зеленые, как тина. И сами нагие, белые, как утопленницы. Жуткое зрелище.
Он провел загрубевшей ладонью по лицу.
– Мы, воины, сидели у костра, не дышали. Знали – глянешь в их глаза, и душа твоя уже не твоя. А эта дура Милава… она решила, что они просто девки речные. Зависть ее взяла. "Что это у вас гребни лунные, а у меня простой, деревянный?". Встала и пошла к ним. Отец ее пытался остановить, а она его оттолкнула, мол, я княжна почти, что они мне сделают.
В голосе Ставра не было ни грамма сказочности. Он рассказывал это как страшный, но обыденный случай из своей жизни.
– Она подошла к самой воде. И одна из русалок медленно так повернула к ней голову. И улыбнулась. Улыбка у нее была широкая, до ушей. А зубы – мелкие-мелкие, острые, как у щуки. Милава только ахнуть успела, как русалка ее за руку схватила и в воду дернула. Мы рванулись, но было поздно. Вода над ней сомкнулась, и все. Только круги по воде.
Он замолчал, уставившись в темноту.
– Мы искали ее три дня. Отец ее с ума сошел. На четвертый день ее тело вынесло на берег. Вся синяя, распухшая. И на лице – та же улыбка, что и у русалки. Только глаза открыты. Пустые. И волосы… за три дня в воде они стали зелеными, как тина. Караван наш так и сгинул. Кто от горя умер, кто разбежался. А я с тех пор знаю: нет страшнее врага, чем тот, что сидит в твоей собственной башке. Твоя гордыня, твоя зависть, твоя глупость. Именно на этом крючке тебя и подцепят. Что мавка, что русалка, что человек.
Ставр бросил недоделанную фигурку в огонь, поднялся и ушел в темноту, к своему месту в карауле.
Ратибор остался один. Мрачная быль старого воина легла на него еще одной тяжестью. Он думал, что ведет людей на войну с хазарами. Но оказалось, что главная война будет идти здесь, в его собственном лагере. Каждый день. Каждую ночь. Война с невидимыми врагами, для которой нет ни меча, ни щита. Только воля. И страх.
После нескольких дней тяжелой гребли Ратибор решил устроить дневку в тихой, живописной заводи. Место казалось идеальным для отдыха: берег, поросший плакучими ивами, и глубокий, тихий омут с чистой, прозрачной водой. Пока женщины стирали белье, а мужчины чинили снасти, несколько молодых дружинников, устав от жары, решили искупаться.