Среди них был Гостомысл – крепкий, ладный парень, немногословный и меланхоличный. Он недавно потерял свою молодую жену от болезни и пошел в этот поход, чтобы убежать от своего горя.
Когда солнце начало клониться к закату, и тени стали длиннее, из глубины омута донеслось пение.
Оно было не громким, а тихим, переливчатым, похожим на звон серебряных колокольчиков. Песня была без слов, но мелодия ее проникала в самую душу, обещая забвение всех печалей, негу и покой.
Мужики на берегу замерли, прислушиваясь.
– Что за чертовщина? – пробормотал один из них.
– Русалки, – тихо сказала Зоряна, которая сидела поодаль и сушила травы. – Не смотрите на воду. И уши заткните. Их песня – яд для души.
Но было поздно. Гостомысл, который плавал на середине омута, застыл, как зачарованный. Он слышал не просто мелодию. Он слышал голос своей покойной жены. Она звала его по имени, звала к себе, говорила, что ждет его там, где нет ни боли, ни разлуки.
И тут они появились. Из глубины медленно поднялись несколько женских фигур. Они не были похожи на чудовищ с рыбьими хвостами. Они были как прекрасные, нагие девы. Их длинные, распущенные волосы были цвета изумрудной тины, а кожа белой, как кувшинки, и светилась в лучах закатного солнца. Они неспешно плыли, смеялись, брызгались водой. Их нагота была не пошлой, а какой-то потусторонней, холодной, завораживающей.
Они увидели Гостомысла и поплыли к нему.
– Иди к нам, милый, – прошептал одна из них, и ее голос был точь-в-точь как голос его жены. – Здесь прохладно, здесь покой…
Гостомысл, полностью потеряв волю, поплыл им навстречу.
– Сто-о-ой, дурак! – крикнул ему с берега Ставр, но тот уже не слышал.
Одна из русалок, самая красивая, подплыла к нему вплотную. Ее мокрое тело прижалось к его. Она была холодной, как родниковая вода. Она обвила его шею руками и медленно, нежно поцеловала его.
И в этот миг соблазн превратился в ужас.
"Поцелуй" был ледяным, высасывающим тепло и жизнь. Ее губы были скользкими и безжизненными, а глаза, до этого казавшиеся прекрасными озерами, вдруг стали пустыми, черными провалами. Он почувствовал, как ее руки и ноги обвивают его, как зеленые волосы опутывают его тело, превращаясь в прочные, как веревки, путы. Хватка ее была не женской, а железной.
– Иду… к тебе… – только и смог выдохнуть он.