Ратибор шагнул к нему вплотную, его лицо было в паре вершков от лица Гостомысла.
– Ты чуть не убил себя из-за слабости. А я убью эту слабость в тебе. И в каждом, кто решит, что его желания важнее жизни отряда.
Он повернулся к своим людям.
– Два дня назад я предупреждал вас. Предупреждал Любомира. Сегодня пришло время платить. Я спас тебе жизнь, Гостомысл, и она моя. Но твой проступок я оставлю твоей спине.
Лица многих воинов дрогнули. Один из них, приятель Гостомысла по имени Ждан, шагнул вперед.
– Воевода, может, хватит с него? Он и так чуть не помер. Его морок попутал…
– Молчать! – рявкнул Ратибор. – Морок путает слабых! А мне в походе слабые не нужны!
Он повернулся к Ставру.
– Ставр. Раздень его до пояса и привяжи к тому дереву. Десять плетей.
По толпе прошел отчетливый ропот. Наказать человека, который только что был на волосок от смерти… это казалось чрезмерной, бессмысленной жестокостью. Глаза Ждана метали молнии.
Гостомысл не сопротивлялся. Он сам, как во сне, стянул через голову рубаху, обнажив худую, белую спину, и пошел к одиноко стоящей иве. Ставр, с лицом, не выражавшим ничего, кроме исполнения приказа, грубо прикрутил его запястья к стволу все той же кожаной веревкой, которой его вытащили из воды.
– Бей ты, – бросил Ратибор старому гридню.
Ставр отрицательно мотнул головой.
– Нет, воевода. Твой приказ – твоя и рука. Они должны видеть, что ты не прячешься за чужие спины. Что твоя жестокость – это не прихоть, а воля.
Ратибор на мгновение замер. Это был еще один урок. Жестокий, но необходимый. Он медленно подошел к Ставру, который протягивал ему тяжелую кожаную плеть с узлом на конце. Рукоять была холодной и неприятной.
Он встал за спиной Гостомысла. Впервые он видел его спину так близко – покрытую синими прожилками вен, с выступающими лопатками. Кожа ребенка, не знавшая ни шрамов, ни рубцов. И ему предстояло оставить на ней первый.
Он глубоко вздохнул, замахнулся и ударил.
Шш-швак!
Звук был отвратительным, влажным. На белой коже мгновенно вздулся красный рубец. Гостомысл дернулся и сдавленно замычал.
Ратибор ударил снова. И снова. Он не смотрел на лицо Гостомысла. Он смотрел на спину, на которой с каждым ударом появлялся новый багровый след. Он бил не со злостью, а методично, холодно, вкладывая в каждый удар вес своего приказа. После пятого удара кожа не выдержала, и по рубцам потекли тонкие струйки крови.