Тяжелые сапоги вязли в раскисшей грязи. Их приближение не осталось незамеченным. В темных проемах дверей мелькнули бледные лица и тут же исчезли. Двери захлопнулись, изнутри звякнули тяжелые засовы. Окна были закрыты ставнями. Деревня замерла, превратившись в крепость, осажденную невидимым врагом.
Ратибор подошел к избе, над которой вился дым, и громко постучал в дверь рукоятью меча.
– Люди добрые! – крикнул он. – Мы с миром! Путники из Киева, идем вниз по реке. Воды бы нам набрать да новостей узнать!
За дверью раздался испуганный женский визг и приглушенная ругань. После долгой паузы донесся скрипучий мужской голос:
– Нету у нас воды для вас! И новостей нету! Уходите, откуда пришли, пока лихо и вас не зацепило!
– Какое лихо? – нахмурился Ратибор. – Бродники? Печенеги?
– Хуже, – ответил голос, и в нем звенел животный ужас. – Уходите! Прочь!
Дальнейшие уговоры были бесполезны. Ратибор отошел от избы, чувствуя себя в тупике. Его воины стояли, растерянно переглядываясь.
Зоряна медленно обошла вокруг. Она не смотрела на избы, ее взгляд был устремлен в землю, на чахлую, пожухлую траву. Она наклонилась, сорвала былинку, растерла ее в пальцах и поднесла к лицу.
– Эта земля больна, – тихо сказала она. – Здесь поселился страх. Он пропитал все – землю, воду, воздух. Он сидит в домах и гложет души людей. Это не мор и не враг с мечом. Это что-то… домашнее. Внутреннее.
В этот момент одна из ставен на соседней избе со скрипом приоткрылась. В щели показался испуганный женский глаз.
– Вы… вы не от него? – прошептала женщина.
– От кого? – спросил Ратибор, делая шаг ближе.
– От Хозяина… – пролепетала она, и тут же рядом возникла грубая мужская ладонь, зажавшая ей рот. Ставня захлопнулась.
«Хозяин». Слово повисло в мертвой тишине. Оно не звучало как имя человека. Скорее, как название болезни или проклятия.
– Ясно, – процедил Ставр. – Здесь сидит какая-то нечисть, а они ее кормят своим страхом. Сами себя в могилу загоняют.
– Мы не можем их тут бросить, – сказал Милослав, его лицо было мрачным. – Тут ведь и дети есть.
Ратибор молчал. Он смотрел на эти наглухо закрытые избы, полные отчаяния. Он пришел сюда за водой, а наткнулся на чужую, застарелую беду. По уставу похода, он должен был развернуться и уйти, не ввязываясь в местные проблемы. Но княжий наказ – "вести их, как пастырь" – звучал в ушах. И какой же он пастырь, если оставит это зачумленное стадо на съедение невидимому волку?