Путь к Белой Веже. Сказание о Ратиборе - страница 41

Шрифт
Интервал


– Ладно… чего уж там… – пробасил он. – За Белую Вежу.

Он взял кружку и кивнул Ратибору. Напряжение в корчме спало так же быстро, как и возникло. Снова зашумели разговоры. Драка была предотвращена.

Ратибор сел на свое место. Ждан смотрел на него исподлобья, но теперь в его взгляде смешивались и досада, и нехотливое признание.

Ставр криво усмехнулся.


– Неплохо, воевода. Гривна серебра дешевле, чем сломанные ребра и дурная слава.

Ратибор молча отпил свой мед. Он усвоил еще один урок. Власть – это не только умение наказывать и повелевать. Иногда это умение вовремя заплатить, найти правильные слова и погасить пожар, пока он не разгорелся. И такая победа, бескровная и тихая, была порой важнее любой победы в бою.

Глава 21. Встреча в Переяславе

Покинув Любеч, отряд еще несколько дней шел вниз по Днепру. Река становилась все шире и полноводнее. Берега менялись, леса отступали, уступая место заливным лугам и редким, но богатым на вид селениям. Это были земли Переяславского княжества, одного из столпов Руси.

Вскоре на горизонте показались не просто деревянные стены, а мощные земляные валы, увенчанные рублеными башнями. Над ними возвышались купола каменных церквей, сверкавшие на солнце. Это был Переяславль-Русский, большой и богатый город, южный форпост, принявший на себя не один удар степняков.

Причалив к пристани, Ратибор сразу почувствовал разницу. Если Любеч был шумным торговым городом, то Переяславль был, прежде всего, военной крепостью. Воздух здесь был пропитан дисциплиной. По улицам ходили строевые дружины, а на стенах денно и нощно несли службу часовые.

Оставив отряд на попечение Ставра, которому он теперь доверял гораздо больше, Ратибор, взяв с собой только знаменосца с княжеским стягом и двух воинов для свиты, направился в детинец, к палатам местного воеводы.

Их остановила стража у ворот, но стяг киевского князя и княжеское корзно на плечах Ратибора были лучшим пропуском. Их провели через несколько дворов в большую гридницу, где за столом, заваленным свитками и картами, сидел воевода Борислав.

Это был человек лет пятидесяти, сухой, поджарый, с седой, аккуратно подстриженной бородой и пронзительными, умными глазами. Он не был похож ни на хмельных киевских бояр, ни на грубых вояк вроде Ставра. В нем чувствовалась порода и власть, закаленная не в кабацких драках, а в больших битвах и сложных политических интригах. На его лице виднелся длинный, тонкий шрам, пересекавший бровь – память о половецкой сабле.