Альма замерла, увидев кучу музыкальных инструментов. Среди грубых ящиков и разбитых футляров вспыхнуло солнце – это блестела лаковая скрипка. Совершенно новая. Без царапин, без потертостей на грифе.
Профессиональный взгляд Альмы мгновенно оценил инструмент: «Хорошее дерево… Натяжка струн – чуть ослаблена. Играли два, максимум три раза. Играли плохо».
В ушах стоял пронзительный визг того оркестра, что «встречал» их у ворот.
«Боже, как они фальшивили! Особенно тот, что с первой скрипки – гриф обнимал, как лопату. А если бы…Если бы это была я…»
Она мысленно прижала скрипку к плечу. Пальцы сами сжались в пустоте, отбивая пассаж из «Маленькой ночной серенады».
«Я бы разорвала эту тишину. Пусть даже на минуту – но эти женщины услышали бы настоящую музыку. Не этот цирк у ворот. Не лай собак и не крики охранников. А Моцарта. Чистого, как слезы…»
Но тут же сжалась:
«Сумасшедшая! Нас ведь убьют. Не сейчас – так через час. Не сегодня – так завтра. Они просто растягивают удовольствие…»
Скрипка сверкала. Как будто дразнила.
После того как у них забрали все вещи их повели на регистрацию. Очередь двигалась медленно. Каждый шаг вперед – ближе к роковой черте. Альма сжала кулаки, чувствуя, как под ногтями впивается холодный пот.
«Спросят имя – и все. Если скажу правду, узнают. Если совру – могут проверить. А если узнают…"
В голове пронеслись воспоминания: аплодисменты, афиши с ее именем: «Альма Розе – вторая скрипка Европы». А теперь – очередь в Аушвице.
«Сегодня умирать не хочу. Не сегодня. Хоть еще один день…»
– Имя? – охранник даже не поднял глаз.
Голос Альмы не дрогнул, но внутри все сжалось в комок:
– Ван дер Меер. Мария Ван дер Меер.
Это была фамилия ее второго мужа голландца. Она увидела, как рука надсмотрщика лениво вывела ее фамилию в длинном списке.
«Пронесло…»
Но тут уже новый укол страха: «А если проверят? Если кто-то узнает? Ведь стоит одному узнику шепнуть, что я – Альма Розе и…»
Она резко опустила голову, пряча лицо.
«Не сейчас. Только не сейчас.»
После этого их всех раздели. Одежда – последнее, что еще связывало их с прежней жизнью.
– Быстро! Рубашки, юбки, нижнее белье – все в кучу! – кричали надзирательницы.
Альма медленно расстегнула пуговицы на блузке – той самой, в которой играла «Симфонию №40» всего полгода назад. Ткань пахала духами, пылью венских улиц… Теперь это была просто тряпка.