1927 Последний рейс Синано-мару - страница 5

Шрифт
Интервал



Сцена в чайном доме "Сэкисэн"

Хозяйка О-Цуру, бывшая гейша, теперь обслуживавшая новых хозяев жизни, чистила дорогую китайскую вазу.

– В 1905 году, – говорила она, вытирая пыль с фотографии императора Мэйдзи, – когда наши моряки разгромили русских, мы пили сакэ из таких же сосудов. Теперь… – она показала на американский консервный нож, валявшийся рядом с церемониальным чайником, – в них хранят тушёнку "Swift & Company".

Её руки, когда-то умевшие извлекать из кото звуки, достойные императорского двора, теперь дрожали, наливая дешёвый чай банкиру Кавасаки.

– О-Цуру-сан, – засмеялся он, хватая её за запястье, – скоро вы будете подавать "кока-колу" с сэндвичами!

– Возможно, – улыбнулась она, пряча глаза. – Но пока позвольте предложить вам "Сэнтя" – последний чай с плантаций Удзи. Как в старые добрые времена.

Когда банкир ушёл, она подняла чашку, которую он касался губами, и разглядывала её долгие секунды. Затем – резким движением разбила о каменный пол.

"Лучше потерять фарфор, чем забыть себя, – прошептала она, собирая осколки. – Но осколки всё равно режут."


Диалог у доков

Токио, доки Цукудзи. 16 марта 1927 года

Полуденное солнце, словно расплавленный мёд, стекало по стальным корпусам судов. Такеши присев на корточки, разглядывал необычный груз – гроб из вишнёвого дерева с бронзовой табличкой: *"Останки мистера Эдварда Джонсона. Сан-Франциско. 1878-1927"*. Лак блестел неестественно ярко для такого груза.

"Кобаяси-дзи-сан, – прошептал мальчик, – почему у них даже гробы как произведения искусства?"

Старый докер, поправляя свои разбитые очки, задумчиво ответил:

"Видишь ли, Такеши-кун, американцы верят, что даже смерть должна быть упакована как дорогой подарок. На Востоке мы кладем в гроб лишь скромную ветку сакуры, а они – целые состояния."

Его пальцы дрогнули, когда крышка неожиданно приоткрылась, обнажив белую манжету рубашки с инициалами "EJ". На запястье покойного часы "Rolex Oyster" – первые в мире водонепроницаемые, выпущенные всего год назад.

"Матерь Будды…", – вырвалось у Кобаяси. Его опытные глаза сразу отметили несоответствие: часы показывали 9:17, хотя солнце стояло высоко.

Ветер донёс запах гниющей рыбы и бензина. На воде качалась разукрашенная лодка – реклама нового кинотеатра «Ginza Palace» с афишей «Метрополис» Ланга. Лицо робота-Марии, наполовину стёртое волнами, теперь походило на маску Но.