В госпитале Антанты №7 ад стоял не метафорический. Воздух гудел от стонов, криков бредящих, шипения паяльных ламп, которыми прижигали раны от кислотных слизней, и постоянного, назойливого хлюпанья. Это хлюпали «Бледные Легионы».
Ойин Адебайо стояла у длинного стола, больше похожего на скотобойню. На нем лежал «легионер» – солдат, обработанный сывороткой дарвинистов после тяжелого ранения. Его тело было серым, восковым, швы на животе сочились не кровью, а мутноватой лимфой. Хирург-дарвинист, доктор Феллоуз, в респираторе и прорезиненном фартуке, ловко вскрывал черепную коробку, поправляя имплантированную грибницу – контрольный узел, связывающий зомби с оператором. Запах – сладковато-гнилостный, с оттенком формалина и земли – ударил Ойин в нос, заставив сглотнуть тошноту.
«Сестра Адебайо! Поддержите голову!» – скомандовал Феллоуз. Ойин механически выполнила. Ее пальцы коснулись холодной, неестественно гладкой кожи солдата. И тут же – волна. Не боль, не страх. Пустота. Глухая, бездонная тишина, прерываемая лишь слабыми, механическими импульсами от грибницы: «Вперед. Стрелять. Не чувствовать.» Это было хуже крика. Это было отсутствие души. Ойин отвела руку, чувствуя, как по спине бегут мурашки.
«Удивительная технология, не правда ли? – Феллоуз самодовольно ткнул пинцетом в серую массу грибницы. – Воскрешенная плоть, послушная воле Империи. Экономия ресурсов!»
«Они… ничего не чувствуют?» – тихо спросила Ойин, глядя на пустые глаза солдата.
«Чувствуют приказы, сестра! – фыркнул хирург. – И этого достаточно. Теперь он – эффективная боевая единица, а не обуза. Принесите раствор Б-7, промыть полость».
Ойин отвернулась, делая вид, что ищет флакон. Ей было плохо. Не только от ужаса процедуры. От часовни. От того незнакомца в тумане. Его чистый, невоенный ужас резал ее душу острее скальпеля. Он видел Пустоту. Как я. Это знание звало обратно, на нейтралку, сквозь дождь и смерть.
Эрнст проснулся от острого, звериного рычания. Он вжался в мусор, затаив дыхание. В проеме разрушенной стены, ощетинившись, стоял генмод. Медведь. Огромный, покрытый шрамами, с неестественно длинными клыками, торчащими из пасти. Один глаз был мутно-белым, слепым. Второй – дикий, безумный – смотрел прямо на него. Слюна капала на обломки. Эрнст знал этих тварей – «берсеркеры». Их бросали в рукопашную, они рвали кланкеров как консервные банки. Пистолет Вебера валялся в двух шагах. Бесполезно. Пуля лишь разозлит зверя.