Тогда он понял: дело в реалистичности. Чем точнее он ловит черты – тем сильнее затягивается связь. Тем ближе он к границе. Или… к провалу.
Он начал делать записи. Вёл дневник. Фиксировал эмоции, жесты, атмосферу во время сеансов.
И вот, что вырисовывалось.
Во время рисования портретов он терял ощущение времени. Мог пройти час, а ему казалось – миг. Или наоборот. Он слышал, как меняется звук за окном – то, что обычно фоном, становилось расширенным, другим. Скрежет фонарного света. Хриплое воркование голубей. Тени – словно живые, обтекающие.
А главное – он переставал чувствовать границы между собой и моделью. Как будто писал не снаружи, а изнутри неё.
И когда картина завершалась – он ощущал… утрату.
Настоящую. Как будто кто-то ушёл.
Он понял: его руки – не просто инструменты. Они стали мостом. Не он рисует, а через него что-то рисует. И это «что-то» забирает моделей в ту сторону, в которую сам Карлос боялся заглянуть.
Он снова встал перед картиной Жизеллы.
Теперь он осмелился снять полотно с подрамника.
На обороте – ничего. Только дата и его подпись.
Но как только он взялся за раму, снова ощутил напряжение воздуха, словно натянутую струну. Он аккуратно перевернул полотно – и увидел её глаза. Жизелла. Как будто ожидала. Не страха, не мольбы – принятия.
Он посмотрел на свою кисть.
Рука не дрожала. Она ждала команды.
– Если я продолжу – исчезнешь и ты, Лаура, – прошептал он.
Голос прозвучал глухо, будто не в комнате, а где-то внизу, как эхом из колодца.
Он вытер кисть.
И положил её.
Пока.
2. Голоса из подсознания
Карлос начал просыпаться среди ночи.
В комнате было тихо, но в его голове – гул. Словно кто-то что-то говорил ему шёпотом, причём на языке, который он вроде бы знал, но понять не мог. Это не был сон, но и не бодрствование. Странное, зыбкое состояние – как туман между сном и явью.
Он садился на кровати, зажигал лампу, потирал лицо – и ничего не происходило. Комната была обычной: старая кровать, деревянный шкаф, сбившаяся простыня. Но внутри него оставалось ощущение, что сейчас кто-то стоял за его спиной. Без звука. Без присутствия. Но с плотной, липкой тенью.
Эти «голоса» начали приходить всё чаще.
Сначала – ночью.
Потом – утром.
А однажды – прямо во время работы.
Он рисовал Лауру. Акварель. Её профиль, нежный изгиб плеча. Она сидела спокойно, слегка откинувшись назад, глаза были полузакрыты. Он поймал этот момент – незащищённости, близости.