Он не понимал слов – но чувствовал интонации.
Споры. Просьбы. Один голос – властный. Другой – умоляющий. Третий – нейтральный, наблюдающий.
Они не были им.
Но были через него.
И вот однажды ночью, среди этих голосов, он услышал:
«Выход в начале. Не в конце».
Он не понял.
Но почему-то это прозвучало, как ключ.
Как намёк на то, что всё, что с ним происходит, не катастрофа, а путь.
Пугающий, непонятный, но – ведущий куда-то.
И теперь вопрос был только один:
куда?
3. Новая натурщица – новые страхи
В мастерской на улице Лавиния Карлос сидел перед чистым холстом.
Перед ним стояла молодая девушка – новая натурщица, которую он пригласил по рекомендации знакомого. Её звали Мартина – высокая, с густыми каштановыми волосами и светлыми глазами, которые казались бездонными, как озеро в предрассветной мгле.
Карлос пытался сосредоточиться, но в душе его бурлили тревога и смятение. Он не мог избавиться от мыслей о том, что случилось с прежними моделями – исчезновение первой натурщицы, потом второй, и всё это время – тень преследования, ощущение, что каждая линия, каждый штрих – это как выдергивание живого существа из реальности в плен холста.
Он заметил, как Мартина нервно играет пальцами, не решаясь сесть. Она посмотрела на него с лёгким беспокойством.
– Всё в порядке? – спросила она тихо.
– Да, просто немного устал, – ответил Карлос, стараясь улыбнуться, хотя улыбка не доходила до глаз.
В этот момент в комнату вошёл Луиджи – старый друг и единственный, кто понимал странности Карлоса. Он принес бутылку красного вина и сел в угол, не вмешиваясь, но внимательно наблюдая.
Карлос взял кисть, медленно начал наносить первые линии на холст. Мартина замерла в позе, словно боясь, что малейшее движение разрушит хрупкий мир, который он создавал.
В тот вечер Карлос ощутил, как привычное напряжение внутри усиливается. Казалось, что с каждой минутой между ним и Мартиной нарастает невидимый барьер – не только между художником и моделью, но и между жизнью и чем-то неведомым.
Он вспомнил голос Лауры, её просьбу быть осторожным, страх, который теперь казался частью его собственной кожи.
С каждым мазком кисти Мартина казалась всё менее осязаемой, словно растворяясь в воздухе. Карлос понял: страх повторяется, и теперь он глубже, чем прежде.
Следующие дни стали для Карлоса настоящим испытанием. Он боялся касаться холста, боялся смотреть в глаза Мартины, боялся, что вновь случится необъяснимое исчезновение. Постоянное чувство надвигающейся катастрофы преследовало его, как тень.