Матео хотел отказаться – у Келлера и так ничего нет. Но вспомнил Лизу, ее большие глаза. Взял. «Спасибо». Это была валюта Дистрикта 7. Услуги за еду. Выживание за выживание.«Сволочи…» – выдохнул Келлер, когда они скрылись за поворотом. «Тише, дед», – предупредил Матео. Он вставил последнюю прокладку, собрал насос. «Попробуйте». Он накачал ручку. Сначала хрип, плевки ржавой воды, потом струя забила ровнее. Старик слабо улыбнулся. «Спасибо, парень. Держи». Он сунул Матео половинку серого, липкого хлебного пайка.
Он пошел в лес. Не в чащу – настоящий лес давно вырубили, остались лишь жалкие рощицы, пропитанные кислотными дождями с имперских заводов и токсичными стоками. Но там еще водились кролики-мутанты с выпадающей шерстью, редкие птицы. Охота была запрещена – все дичь считалась собственностью Империи. Но голод был сильнее страха. Матео знал тропы, знал, где поставить ловушку из проволоки, где выследить добычу. Его винтовка, заряженная самодельными свинцовыми шариками, была точной и почти бесшумной.
Он шел быстро, привычно обходя известные ему патрульные маршруты Стражников на их дымящих вездеходах. Лес был мертвенно-тих, только ветер шелестел сухими, больными листьями. Воздух здесь был чуть чище, но все равно с привкусом гари. Матео нашел следы – недавние, мелкие. Кролик. Он замер, слился с корягой, покрытой лишайником цвета ржавчины. Дыхание ровное, руки не дрожали. Охота была его медитацией, моментом относительной свободы от гнета Дистрикта. Здесь он полагался только на себя, на свои навыки.
Выстрел был почти неслышным – легкий пшшк. Кролик дернулся и замер. Матео быстро подошел, добил его резким движением. Небольшой, костлявый. Но мясо. Он сунул тушку в мешок за спиной. Удача. Сегодня Лиза получит что-то кроме похлебки из брюквы и зерновой муки.
На обратном пути он услышал крики. Не панические, а… ритуальные. Тревожные. Он прибавил шагу. В центре поселка, на убогой площади перед полуразрушенной ратушей (теперь там контора Наместника), уже собирались люди. Жатва приближалась. Сердце Матео сжалось. Он пробирался сквозь толпу к своему бараку. Лиза стояла у двери, бледная, в ее руке была смятая ленточка – голубая, из старого платья матери. Сегодня все дети от двенадцати до восемнадцати должны были повязать такую ленту на запястье. Знак потенциальной жертвы.