Мендоса что-то бубнил в микрофон о чести, долге, Империи. Матео не слушал. Он смотрел на толпу. На искаженное горем лицо Лизы. На плачущего Бенджи. На серое, изможденное море лиц его соседей, его Дистрикта. В их глазах он читал одно: Ты обречен. Но где-то глубоко, под слоем жалости – слабый, почти неуловимый проблеск… надежды? Он был сильным. Умелым. У него был шанс. Маленький, ничтожный, но шанс.
«Трибуты, за мной!» – скомандовал один из стражников, указывая тяжелой рукой в панцире к задворкам площади, где стоял имперский бронетранспортер – угловатая, покрытая броней машина на гусеницах, из трубы которой валил густой черный дым. Дизельный двигатель ревел, готовый к движению.
Матео сделал последний шаг с помоста. Он прошел мимо Кайры. Она двинулась следом. Они шли к машине, к ревущему чудовищу, которое должно было увезти их в Теночтитлан-Монументаль, а оттуда – на индустриальную бойню Игр Орла.
Он не оглядывался. Не мог. Если он увидит Лизу еще раз, его решимость рассыплется в прах. Он сосредоточился на грохоте двигателя, на запахе солярки, на холодном прикосновении стальной плиты бронетранспортера, когда стражник грубо подтолкнул его внутрь. Темнота. Запах масла и пота. Скрип брони. Рык мотора, переходящий в оглушительный рев. Машина тронулась с места, подбрасывая на ухабах.
Матео прислонился к холодной стенке, закрыл глаза. Перед ним стояло лицо Лизы. Потом – лицо отца. Потом – Бенджи, с его большими, испуганными глазами. Год Без Дани. Это была его цель. Его единственная надежда. Он должен был выжить. Он должен был убивать. Он должен был победить. Ради них.
В кромешной тьме бронетранспортера, увозящего его навстречу смерти, Матео Рейес впервые за долгие годы позволил себе почувствовать всю глубину холодного, всепоглощающего ужаса. И ярости. Ярости, которая начинала разгораться где-то глубоко внутри, как уголь в печи заброшенного завода. Ярости против Империи, против Игр, против этого мира, который требовал такой жертвы.
Путь в ад начался. Но Матео поклялся себе, что это будет только начало. Он либо вернется победителем, либо зароет свой гнев так глубоко, что он взорвется и погребет под собой хоть кого-то из тех, кто обрек его на эту дорогу.
Глава 2: Стальные Клыки Столицы
Тьма внутри бронетранспортера была почти физической, тяжелой, пропитанной запахом солярки, машинного масла и человеческого пота. Грохот гусениц по разбитой дороге оглушал, сливаясь с ревом двигателя, превращаясь в один непрерывный какофонический гул. Матео прижался спиной к холодной броне, стараясь найти хоть какую-то точку опоры на гладкой поверхности. Каждое встряхивание, каждый ухаб отдавался болью в уже затекших мышцах.