Тогда он сказал отцу, не глядя:
– Я тоже хочу туда.
Отец только усмехнулся и сказал:
– Ну, начнём с двора.
И они начали – старая сетка, ворота из курток, вечера с грязными коленями и кашель по утрам.
С тех пор всё шло по кругу – школа, тренировки, ошибки, победы. Но ощущение с того стадиона осталось. Иногда оно возвращалось, как сегодня, ночью, когда никто не мешает думать.
Алекс закрыл дневник, положил его обратно и наконец укрылся с головой. Он не знал, получится ли. Но знал, что завтра будет новый день. А это уже что-то.
Утром было сыро. Лутон будто только просыпался – неохотно, зевая через туман и стук капель по подоконнику. Алекс сидел за кухонным столом, уплетая тост с джемом. Мама стояла у плиты, заваривала чай. Радио играло тихо, ведущий бодро рассказывал о пробках на трассе и температуре воздуха, будто кому-то это правда было важно.
Отец вошёл, как обычно – в рабочей рубашке, с кружкой в руке. Он коротко кивнул Алексу и потянулся за газету.
– Как игра вчера? – спросил он, не отрывая глаз от первой страницы.
– Проиграли, – буркнул Алекс, жуя. – Два-один. Обидно. Отец кивнул. Мама поставила перед ним чай.
– Всё равно молодцы, – сказала она, улыбнувшись. – Главное, что старались.
– Упорство – это хорошо, – добавил отец. – Но, сын, ты ведь понимаешь, что не всё решается на поле?
Алекс перестал жевать. Он знал этот тон. Такой будничный, без раздражения. Но в нём всегда скрывался подтекст, как будто между строк.
– Что ты имеешь в виду?
Отец сложил газету, вздохнул.
– Просто… я смотрю на тебя. Тренировки, беготня, вечерами весь в грязи, домой приходишь еле живой. А как же учёба? Ты ведь в девятый перешёл. Нужно думать о будущем.
– Я и думаю, – тихо сказал Алекс.
– Футбол – это не план. Это мечта. А если не получится?
Мама обернулась от мойки, затаила дыхание. Отец не повышал голос. Он говорил спокойно. И именно это задевало сильнее.
Алекс смотрел в тарелку. Сахар от чая впитался в тост, оставив липкую крошку на краю.
– А если получится? – спросил он, не поднимая глаз.
Отец ничего не ответил. Лишь слегка пожал плечами и сделал глоток. Радио продолжало гудеть что-то про ближайшие выходные.
Алекс встал.
– Мне пора, я опоздаю.
Он вышел из кухни, захлопнул дверь чуть громче, чем нужно. На лестнице в коридоре было тихо. Только шаги, да стук сердца – такой, будто он сам не знал, злится он или грустно ему.