Это было не похоже на укус животного. Это было похоже на то, как если бы в его плоть вонзили два раскаленных шила. Боль была настолько интенсивной, что он снова потерял ориентацию, его сознание сузилось до этой одной пылающей точки на шее. Он почувствовал, как что-то теплое и влажное начало течь по его ключице.
Но убийства не последовало. Он не почувствовал, как рвут его плоть. Вместо этого началось нечто иное. Странное, тянущее ощущение. Словно из раны выкачивали жизнь. Он чувствовал, как слабеет, как холод проникает в его конечности. Звуки города отдалились, превратившись в глухой гул. Дрожащий свет лампы над головой стал расплывчатым пятном.
Это длилось, может, десять секунд. Может, минуту. Время потеряло смысл. А потом так же внезапно, как и началось, все прекратилось.
Тянущее ощущение исчезло. Вес с его груди пропал. Он услышал тихий, чавкающий звук, и резкий скрежет когтей по асфальту.
Лиан с трудом открыл глаза. Над ним было только серое, плачущее небо Артстусса и моргающая лампа. Переулок был пуст. Тварь исчезла так же бесшумно и внезапно, как и появилась.
Он лежал в луже, не в силах пошевелиться. Его тело била крупная дрожь, но не от холода, а от шока. Он медленно, с невероятным усилием, поднял руку и коснулся шеи. Пальцы нащупали два небольших, но глубоких прокола. Они были влажными и липкими от крови. Но кровотечение уже почти остановилось.
Его не убили. Его… ограбили? Нет. Это было не ограбление.
Это было кормление.
Он был просто едой. Ресурсом. Ходячим пакетом с кровью. Все его знания, его интеллект, его презрение к этому миру – все это не имело никакого значения. Для этого существа он был не более чем крыса, которую можно поймать и высосать.
Эта мысль была страшнее смерти. Унизительнее любого поражения.
Он сел, спиной прислонившись к холодной, мокрой кирпичной стене. Рюкзак с продуктами лежал рядом, один из ремней был порван. Банка кокосового молока, треснув от удара, медленно выпускала белую жидкость, которая смешивалась с грязной водой на асфальте.
Лиан сидел один в темной, вонючей Глотке, смотрел на это белое пятно, и его сотрясал беззвучный, истерический смех. Он выжил. Но что-то внутри него, что-то важное, только что умерло.
Смех оборвался, сменившись сухим, удушливым кашлем. Лиан сплюнул на землю. Слюна была густой и с металлическим привкусом. Он сидел в грязи, и на смену истерике приходило странное, ледяное оцепенение. Шок отступал, уступая место чему-то другому – инстинкту программиста, который столкнулся с критической ошибкой в системе. Система – это он сам.