В один из дней, они подошли к перепутью. Река раздваивалась здесь, как язык змеи перед атакой. Песчаная коса, усыпанная ракушками-черепками, немыми свидетелями давних пиров или жертвоприношений делила реку на два рукава. Левый проток казался спокойнее, мельче, с густыми зарослями тростника по берегам, обещая укрытие. Правый был шире, темнее, стремительнее, уходя в узкий проток меж обрывистых берегов, поросших хвойным лесом. Левый… тростники гуще… там можно спрятаться, – успел подумать Урто, его опытный взгляд метнулся к детям в лодках.
Воздух, напоённый запахом влажной глины и водорослей, внезапно содрогнулся от пронзительного свиста. Он исходил с высокого обрыва на правом берегу, где откосы нависали над водой угрюмыми стражами. Это оказался свист стрел. К их древкам, ниже наконечников, были привязаны маленькие, грубо слепленные глиняные кувшинчики. Из отверстий в них валил едкий, желтоватый дым. Щиты! – рявкнул Урто, инстинктивно закрывая ближайшего ребенка своим щитом из толстой лосиной кожи. Но предупреждение прозвучало слишком поздно. Одна из стрел, описав дугу, вонзилась в борт ближайшей лодки. Глиняный кувшинчик разбился. Мгновенно вспыхнула смола, которой была обмазана лодка, и сухое дерево уключин. Лодка загорелась как жертвенный костёр. Языки пламени, ярко-оранжевые и жадные, лизали борт, вытягиваясь вверх, принимая причудливые очертания, похожие на руки молящихся или когти демонов. Запах горящей смолы и дерева смешался с криками ужаса. В воду! К тростникам! Левый рукав! заревел Урто, его голос, хриплый от напряжения, перекрывал гул огня и панику. Женщины, прижимая к груди младенцев, завёрнутых в шкуры, одна за другой прыгали в холодную, тёмную воду Равы. Мужчины, отбросив вёсла, смыкались стеной на уцелевших лодках, поднимая сплетённые перед бегством сети, сделанные на скорую руку из лыка – не надёжная, но единственная защита против огненных стрел. С обрыва донеслись крики, грубые и насмешливые: Вы мертвецы, раз плывёте вверх! орал невидимый голос. Там только болота да топи, и чудь белоглазая в чащобе! Она сожрёт вас, а кости ваши на стрелы пустит! Отдайте нам всё что везёте, а сами убирайтесь, откуда пришли, пока живы! Или сгорите здесь!. Новая туча стрел взвилась в небо. Одна из них, пробив сеть, вонзилась в плечо воина в соседней лодке. Он вскрикнул, потерял равновесие и свалился за борт. Тростники были уже близко, их густая стена манила спасением, но путь к ним казался бесконечным под градом огня и насмешек. Нёраш, стоя на корме последней лодки, поднял свой бубен, украшенный медвежьими клыками. Его пальцы забили в кожу не ритмичный бой, а какой-то хаотичный, отчаянный стук, призывая к духам воды. Ведь-Ава! Укрой! Дымом укрой! выкрикивал он между ударами. И словно в ответ, с поверхности реки, особенно густо у тростников, начал подниматься плотный, белесый туман. Он стелился по воде, медленно, но неумолимо скрывая беглецов от глаз лучников на обрыве. Крики нападавших стихли, сменившись недоумённым гулом. Последнее, что видел Урто, оглянувшись сквозь пелену дыма и тумана, это силуэты людей на утёсе, размахивающих луками в бессильной злобе. Племя, обожжённое, напуганное, потерявшее одну лодку и часть скудного добра, укрылось в зелёных объятиях тростниковых зарослей левого рукава.