Уже к полудню мужчины рубили первые сосны для срубов, а дети собирали камни для очага. Илана посадила у ручья, что струился за холмом маленький росток рябины, защиту от злых духов, а Нёраш отметил границы поселения зарубками на деревьях, чтобы хозяева леса знали: люди пришли с миром. На вершине холма, где ветер пел сквозь сосны, они воздвигли идола Нуми-Торума, вырезанного из лиственницы, с глазами из речного жемчуга. Когда ставили идола, с востока подул ветер – такой сильный, что жемчужные глаза божества заблестели, как две новые звезды. Он смотрит на нас, прошептала Илана. И даже старый Урто, давно не веривший в такие знаки, почувствовал: новая земля приняла их.
ГЛАВА 3: ИМЯ, ВЫСЕЧЕННОЕ В ВЕЧНОСТИ
Первые дни на новом месте племя жило без имени, словно новорождённый оленёнок, ещё не окрепший на дрожащих ногах. Люди говорили просто: «у холма», «у Равы», «у каменной речушки», «там, где встал идол». Но старейшины знали, земля без имени уязвима, как ребёнок без оберега. Духи могут не признать пришельцев, если те не назовут дом, не вплетут свою нить в вечный узор этого места.
Урто собрал совет у костра на третий день после долгого, изматывающего пути. Последние переходы были особенно тяжелы: за спиной остались выжженные солнцем степи, где ветра выли, как голодные волки, и болота, что чавкали под ногами, пытаясь утянуть в трясину отчаяния. Люди добравшиеся до этого мест, были измождённые, с потухшими глазами, но с тлеющей искрой надежды под налётом усталости. Само место дышало покоем и силой: могучая Рава катила свои зеленовато-серые воды навстречу далёкому морю, холмы, поросшие соснами и елями, мягко уходили к горизонту, а каменистая речушка звенела, как тысячи крошечных колокольчиков, ударяясь о гладкие камни своего ложа. Воздух, напоённый запахом хвои, влажной земли и трав, казался целительным бальзамом после тяжёлого пути. Дети, забыв страх, уже бегали по берегу, собирая причудливые камешки и пуская по воде щепки, а женщины, улыбаясь впервые за долгие лунные циклы, разбирали поклажу, развешивая для просушки вымокшие шкуры. Было ощущение, что тяжёлый камень свалился с плеч, но лёгкая тревога ещё витала в глазах людей: а примут ли их Духи этого места?
Огонь трещал, выгрызая узоры на свежих берёзовых поленьях, отбрасывая теплые, пляшущие тени на лица собравшихся. Мы не первые здесь, сказал старейшина Урто, бросая в пламя горсть можжевельника. Пряный, терпкий дым заклубился сизыми прядями, пополз по земле, цепляясь за корни трав. До нас тут бывали другие. Нам нужно услышать голос этого места, истинный голос, а не эхо наших надежд. Взгляды всех, как по велению невидимой руки, обратились к Нёрашу. Шаман сидел чуть поодаль, на замшелом валуне, его пальцы нервно перебирали перья вороньего крыла, подвешенные на ремешке. Тень от высокой сосны падала на него, делая лицо сказочным. Он казался частью этого древнего пейзажа – измождённый, молчаливый, с глазами, в которых ещё стояли отголоски их странствий.