Она не знала, сколько просидела так. Время текло странно, то ускоряясь, то замирая. Багровый свет не менялся. Внезапно, из глубины тупика, куда исчезла кукла, донесся звук. Не плач. Смех. Детский, звонкий, беззаботный. Смех Максима. Тот самый, когда его щекотали.
Лора вскочила, кровь ударила в голову.
– Максим!? – Она бросилась туда, туда, где смеялся ее сын. – Сынок! Я здесь!
Тупик был пуст. Только на том самом камне, где сидела кукла, лежал маленький, белый камушек, похожий на зуб. А детский смех… раскатистым, неестественным эхом отразился от черных стеклянных скал, превратившись во множество жутких, визгливых голосков, смеющихся уже не над щекоткой, а над ее отчаянием. Смех заполнил переулок, давил на барабанные перепонки, вползал в мозг.
Лора зажала уши, прижалась спиной к мерзкой, дышащей стене. Смех не стихал. Он звучал внутри. В ее собственной голове. И вместе с ним нарастало осознание, страшное и неотвратимое, как падение в ту яму с кипящей смолой: она застряла. Навсегда. В этом кошмаре без названия, без правил, без выхода. И самое ужасное – Максим был здесь. Где-то в этом безумии. И она не знала, живой ли он… или уже часть этого жуткого места, как та кукла, как тень дяди Пети, как голос ее матери.
Она сжала ключ до крови. Ключ от квартиры, которой, возможно, больше не существовало нигде, кроме ее снов. И впервые настоящая, глубокая безнадежность, холодная и тошнотворная, как запах гниющей плоти, заполнила ее полностью, вытесняя даже страх. Она зажмурилась, но смех сына, превратившийся в кошмарный хор, не умолкал. Он звучал. Он звучал везде.
Детский смех, превратившийся в визгливый адский хор, впился в мозг. Лора сжала голову руками, вжавшись в пульсирующую стену переулка. Казалось, кости черепа вот-вот треснут от давления. «Прекрати! Прекрати!» – хрипела она, но голос терялся в какофонии.
Внезапно, стена за ее спиной дрогнула. Не просто пульсация – содрогнулась, как живое существо. Из влажной, темно-бордовой поверхности выдавилось что-то. Не тень. Рука. Слепленная из той же липкой, кровавой глины, что и стены. Грубая, без пальцев, лишь тупой отросток. Она ударила Лору в спину, не сильно, но с отвратительным хлюпающим звуком.
Лора вскрикнула, отпрыгнула вперед. Рука не преследовала. Она медленно втянулась обратно в стену, оставив темное, мокрое пятно. Но на спине Лоры, на растянутом свитере, осталось липкое пятно глины, холодное и живое на ощупь. Оно потянулось тонкими нитями к коже. Лора в ужасе сдернула свитер, швырнула его на камни. Пятно глины зашевелилось на ткани, пытаясь сформировать нечто… знакомое. Намек на глаз? Рот? Она отвернулась, чувствуя, как ее рвет сухими спазмами.