Я не сомневалась, это были похороны. Мои! Похороны! Но как так вышло, что я – кем бы я ни была, чёрт возьми – присутствовала на них?!
Я почувствовала, как к горлу подступил… – нет, не страх! я по-прежнему ничего не боялась – ком злости, я ощутила его горький привкус, а вот свои руки, которые обхватили горло, я так и не ощущала.
Свеча затрещала сильнее, что привлекло внимание тех, кого не было в комнате. Они стали заходить сюда и заполнять маленькое пространство своей скорбью ко мне и жалостью к матери. Их эмоции я ощущала, а свои – нет.
В некоторых из присутствующих я кого-то узнавала, с кем была знакома при жизни: родственников, знакомых, соседей, коллег по работе. Имена слетали с губ, когда мимо меня проплывали их лица. Эти лица были серые, словно картинку перевели в чёрно-белые тона, по их щекам стекала скорбь. Эти слёзы высохнут через девять дней. Или через сорок. Может быть, через год.
Резко, словно меня кто-то подбросил вверх, я оказалась у потолка и смотрела на головы присутствующих. На своё неподвижное тело в гробу, которое расплывалось перед глазами. На макушку матери, которая подёргивалась с каждым всхлипом.
Голоса отдалялись, стихали, переходили в шёпот и вовсе замолкали.
После был крематорий. Моё тело не закрывали крышкой и не предавали съедению червям, не засыпали горстями земли и не ставили на мне крест. Здесь и сейчас это всё мне безразлично, но я вспомнила, что при жизни это было важно – я не хотела традиционных похорон. Понятия не имею, как маме удалось запомнить это, вряд ли она предполагала, что будет хоронить свою дочь. А я даже не помню, когда при ней упоминала об этом. Ведь мне было всего двадцать три года. В этом возрасте не думают о смерти и уж тем более не оставляют указаний о своих похоронах.
Открытый гроб медленно заехал в печь. Вспыхнул огонь. Загорелось моё тело. Но здесь я снова ничего не почувствовала. Для меня весь этот ритуал длился меньше секунды, но я услышала шёпот из толпы: «Это был самый тяжёлый час в моей жизни…» Там прошло уже больше часа. Время здесь текло иначе. Что быстрее секунды? Миллисекунда? А ещё быстрее? Микро? Нано? Атто? Я не знала подходящего определения.
Огонь ещё не потух, а люди стали выходить из комнаты. Кто-то подходил к матери и выражал соболезнования. Кто-то молча касался её плеча. Я смотрела на её дрожащие руки и по-прежнему не ощущала жалости или сострадания к ней. Я только подумала о том, почему ничего не чувствую, как снова прозвучал голос: