«Ты больше не связана с ней».
– А с кем я связана? – Сорвалось с языка, и я машинально приложила обе ладони к губам, но меня никто из присутствующих не услышал.
«С тем, что осталось от тебя».
– После меня уже ничего не осталось… – Я взглянула на языки огня. – Теперь я могу уйти?
«Ещё не время…»
– Почему я не чувствую ни рук, ни ног… – тихо сказала в пустоту я.
«Твоя душа весит предположительно двадцать один грамм».
– Я слышала об этом эксперименте1, – я задумчиво осмотрела скорбящих родственников и друзей. – Так значит… я Душа?
«Которая ещё не стала частью нематериального начала».
– Если я умерла… – Наверное, я почти сразу приняла это как данность, как обычно принимала всё, что со мной происходило: уволили с работы, бросил парень, перед носом уехал нужный автобус, но я не понимала одного: – …почему я не исчезаю? Я что… призрак?
Моё предположение нарочно осталось без подтверждения или опровержения.
Несколько дней после похорон я была рядом с мамой. Она много плакала, мало спала и почти ничего не ела. Я злилась. И в первую очередь на себя: я ничем не могла ей помочь – ни обнять физически, ни поддержать словом. «Родители не должны хоронить своих детей», – повторяла мама, глядя на мой портрет. Я каждый раз отвечала ей: «Никто не застрахован от смерти». И это спокойствие, которое мне при жизни было не свойственно, казалось таким несуразным сейчас. Как можно быть такой равнодушной к слезам своей матери? Но разве призрак умеет по-другому…
Когда маме отдали урну с моим пеплом, и она отвезла её на кладбище, я тоже осталась там. Возле урны мама поставила мой портрет с чёрной лентой. На этой фотографии я скорее ухмылялась, чем улыбалась. Не знаю, почему мама выбрала именно её, можно было выбрать получше. В последний год жизни я красилась в рыжий – оттенок корицы, а на этом фото тёмно-каштановые пряди спадали на круглое личико. И такие же тёмные глаза выражали абсолютное безразличие. Неудачная фотография. Я даже не помню, когда она была сделана.
Тут мне безразлично, какую фотографию будут рассматривать люди, волей случая оказавшиеся возле моей могилы.
В день, когда урна заняла своё место на кладбище, кроме матери были ещё родственники и знакомые. Они подходили к могиле и оставляли букеты живых цветов. При жизни мне редко дарили цветы. Но как бы долго люди не рыдали, бросая взгляд на мой портрет и шепча «Такая молоденькая…», всё равно настал момент, когда возле урны не осталось никого. Все ушли. Я же не двинулась с места.