Все прекрасно видят, что я продолжу политику отца и не стану выстилаться перед знатными родами, осыпая их незаслуженными милостями.
Я вспомнил взгляд.
Серые, красивые женские глаза, распахнутые от ужаса.
Они до сих пор передо мной, словно призрак.
– Вон! – скрипнул зубами я, пытаясь прогнать наваждение. – Я не должен поддаваться слабости. Пусть радуется тому, что я сохранил ей жизнь.
Но даже эти слова, сказанные сквозь зубы, никак не умаляли чувства, что я чуть не совершил непоправимую ошибку. В самом начале своего правления.
И сейчас… сейчас я чувствую себя глупо и опустошенно. Я так устал разгребать завалы имперских дел, а тут еще удар в спину от матушки.
Я не узнавал ее. Из властной, рассудительной и мудрой женщины она превратилась в капризного ребенка, который не задумывается о последствиях своих поступков!
Да. Я был жесток, возможно, даже чересчур. Но я не позволю считать, что я слабый, поддающийся манипуляциям. Не позволю считать, что я просто драгоценный мальчик-тень, мальчик-символ, мальчик-знамя, спрятанный за пышными юбками своей властной матери.
Я поморщился. Но снова передо мной встали серые глаза целительницы, в которых плескался страх. Они словно заглядывали мне в душу.
Да. Мне было больно принимать это решение о казни.
Страшно обрекать на смерть молодую, красивую девушку.
И это решение далось мне нелегко.
И, если быть до конца откровенным, я был даже рад тому, что не пришлось ее казнить.
Внутри меня что-то рвалось, будто осколки разбитого стекла разрывают душу – острое, холодное чувство вины.
Я не могу избавиться от этого ощущения, что чуть не поступил неправильно. Я – император, сильный, непоколебимый. Я должен удержать в руках власть. Не дать растащить империю, не дать вспышкам мятежей, подстрекаемых недовольной знатью, распространиться пожаром гражданской войны.
– Так даже лучше, – произнес я, успокоившись и стараясь все обдумать досконально. – Если все будут уверены, что моя матушка впала в мою немилость, то ее не тронут. Сейчас, пока все не уляжется, важно показывать, что матушка для меня не так много значит.
Мне было горько осознавать, что я – дракон, но даже в моем положении есть место слабости и сомнениям. А сомнения и слабость сейчас – это смерть империи. Смерть династии.
Глядя в пустоту, я понимал – эта легкая тень вины не отпустит меня. Она будет кружиться в голове, как назойливая муха, напоминая о том, что я – не безупречен, что даже я могу быть обманут и предан. Даже я могу принять неверное решение, которое может стоить кому-то жизни.