– Ладно. Я уже закончил смену. Довезу тебя. Моя Кармен всегда говорит – старых дураков и больных девушек надо опекать.
В голове Терезы снова возник страх, не за себя, а за него, она понимала, что, если Мигель увидит их вместе и посчитает, что они близки, он пришлет ей его фотографию, этого нельзя было допустить, поэтому она резко выдернула руку так, что Мануэль отшатнулся, в растерянности глядя на неё.
– Со мной всё в порядке! – её голос разрезал воздух. – Я сама дойду. Иди домой. Не лезь ко мне!
Говорить с такой озлобленностью она научилась давно, иногда ей требовалось быть жестокой только для того, чтобы защитить тех, кто был ей дорог. Всех, кто хоть как-то приближался к ней по доброте, по любви или просто пытался помочь, Мигель устранял её же руками, и возразить этому она не могла. Ведь оружие не спорит с тем, кто нажимает на курок.
Она отвернулась и зашагала к воротам, где в нескольких метрах от виллы её ждала машина, загнать которую на территорию усадьбы Мигеля означало подвергнуть риску быть сожженной им. В тени деревьев стоял её чёрный Seat 132[6], сверкая хромированными деталями даже в тусклом свете фонарей. Когда она купила его, в 1984 году, он уже не был новинкой, но сохранял ауру респектабельности, присущей автомобилям испанской элиты конца 1970-х. Это была машина для тех, кто предпочитал демонстрировать не кричащее богатство, а безупречный вкус и принадлежность к кругу избранных. Водитель такого автомобиля словно говорил: «Я не просто могу себе это позволить – я знаю, что действительно стоит покупать». Среди владельцев Seat 132 чаще всего встречались потомственные аристократы, высокопоставленные чиновники старой закалки и представители интеллектуальной элиты – люди, для которых статус определялся не толщиной кошелька, а происхождением, образованием и связями.
Тереза швырнула сумку на пассажирское сиденье и грубо захлопнула дверь, но, едва коснувшись руля, почувствовала, что все напряжение и злость отпускают её, ведь только в своей машине она чувствовала себя по-настоящему свободной, потому что это был её выбор – иметь эту машину.
Она провела ладонью по приборной панели, смахивая несуществующую пыль, повернула ключ, и двигатель зарычал низким, мощным звуком. Путь от дома Мигеля до её квартиры занимал не больше тридцати минут. Тереза знала эту дорогу наизусть и могла проехать её даже с закрытыми глазами, но каждый раз всё на этом пути ей казалось чужим. Кипарисовая аллея растянулась бесконечностью, деревья смыкались над дорогой, словно пытаясь удержать. Она включила радио, и из динамиков завыла незнакомая ей мелодия, но голос певца тут же утонул в рёве мотора.