Двигатель затих.
– Спрятать машину – всё равно, что спрятать часть себя.
В Навалуэнге, в родительском доме, ей не нужно было прятаться.
Там, во дворе, стоял старенький седан отца, покрытый пылью и царапинами, но надёжный в своей неподвижности, как часть пейзажа. На его тёплом капоте дремали соседские коты, лениво перекатываясь с боку на бок, вытягиваясь в лучах солнца, а рядом, босоногие, с растрепанными волосами, Тереза и её подруга Изабель бегали по кругу, кружились, играли в прятки и громко смеялись, не заботясь о времени и мире вокруг. Только мамино строгое, но тёплое: «¡Niñas![10] Идите, а то пирог остынет!» – могло остановить этот беззаботный водоворот, напоминая, что в доме их ждёт горячий апельсиновый пирог, пахнущий ванилью и корицей.
Удары каблуков по брусчатке звучали громче, чем хотелось бы. Edificio Grassy[11] возвышался перед ней – строгий, величественный и чужой. Швейцар, дон Рафаэль, уже открыл ей дверь, заслышав знакомые шаги. Его все звали просто «дон Рафа» – не потому, что он требовал уважения, а потому, что прослужил в этом доме дольше, чем многие жильцы прожили в нём.
– Добрый вечер, сеньорита Вальдес, – произнёс он тихо, голосом, что напоминал шелест утренней газеты, которую он неизменно читал у лифта.
Тереза кивнула ему в ответ и на секунду задержалась взглядом – немного дольше, чем было нужно. Она смотрела на Рафаэля и ждала, что он уверенно ей скажет, что это сон и она сейчас проснется в доме родителей воскресным утром, а мама действительно уже ставит апельсиновый пирог на стол. Затем, не произнеся ни слова, быстро пошла к лифту, который приехал почти сразу.
– Как долго закрываются эти двери, – тихо произнесла Тереза, нажимая на кнопку своего этажа.
Рафаэль продолжал стоять у входа, не сводя с неё своих серых, похожих на рассвет в Мадриде, глаз, которые всегда глядели чуть мимо – поверх головы, читая что-то за спиной собеседника. В его молчаливом присутствии чувствовалась забота, он хотел убедиться, что с ней действительно всё в порядке.
Когда лифт начал медленно подниматься, Тереза вдруг вспомнила о молнии на спинке платья, но проведя пальцами вдоль, ощутила, что бегунок был на месте, его надежно удерживал крючок, пришитый с изнанки, это показалось ей очень странным, ведь она явно чувствовала, что молния расстегнулась.