Прости. Я сам не ведаю, что на меня нашло. Но, когда я уезжал, это крутилось в голове – отчаянное, родившееся от горя «почему», нет, десяток «почему».
«Почему Рури опять заговорила о Мэзеки, зная, как Сати ею недовольна?»
«Почему Сати не сдержалась? Разве юная влюбленность – причина ссориться, тем более в праздник? И разве не понимала она, как опасно злить мадзи, каждый взрыв чувств которой может потревожить ее волшебную силу и кого-то поранить?»
«Почему никого не было с ними? Ты так не вовремя погнался за тем огнехвостом…»
«Почему Рури вообще сошла с ума столь юной? У нее были и амумадзи[7], и ками[8] (к слову, не знаешь ли, где он?), а дар ее проявлялся обыденно, не сильнее, чем у прочих. Даже двадцать лет – ранний возраст для волшебного безумия, а уж тринадцать…»
«Почему обезумевшая Рури не убила тебя, когда ты к ним кинулся? Ты хороший воин… но что есть мастерство против волшебства, способного поднять тебя в воздух и переломать? Как… как ты подошел так близко, как уцелел, как смог перерезать ей горло?»
Я все вспоминал, как ты опекал Рури, как пытался хоть в чем-то заменить ей отца. Ты говорил ей, что она славная, что вступает в прекрасную пору и нужно не упустить ни дня. Ты говорил вещи умные и добрые, но… ты ведь видел, как плохо Рури управляет гневом и волшебством – сейчас, в год, когда у нее начались женские кровотечения. Ты утешал ее перед той охотой, когда она злилась и плакала, обожженная материнской пощечиной за поцелуй с Мэзеки в саду… А Мэзеки сказал мне, что это ты, шутя, тем утром посоветовал ему поцеловать Рури. И хотя я уверен, ты вовсе не намеренно, срезая вместе с Сати цветы для завтрачного стола, привел ее в тот уголок, где затаились наши маленькие журавлики, но как же нехорошо все совпало…
Конечно, так бывает во всех семьях, и то, что наша – императорская, не делает ее особенной в радостях, горестях и ошибках. Прошу, прости меня, на Благословлении Вишен я извинюсь еще тысячу раз. За мысленное предательство, за побег. Я был ослеплен теми самыми совпадениями и отчего-то – все усталость за тяжелый год! – решил, будто ты мог всему этому как-то поспособствовать, будто твои давние дерзкие слова, в юности сказанные сестре, – уверен, ты помнишь, о чем я, – все-таки и впрямь не просто слова. Но хватит. Хватит, я отвратителен сам себе.