– Понимаю. Поэтому в итоге я перестал спать вовсе, заработал очередной нервный срыв и оказался здесь. Потому что во снах я жил совершенно другой жизнью, будто попадал каждый раз в другое измерение, в котором меня как Матея Морару просто не существовало.
– Что первое вам приснилось?
– Люди.
– И что они делали?
– О, доктор, они кричали.
Сиротский приют Дом Надежды располагался в самом неподходящем для детей месте. Сектор Моранбаума 1А, зона В, окрестности защитной башни Южного Алатау, прямо над отсеком с резервными генераторами – место, где даже воздух казался тяжелым от постоянного гула машин и влажного пара, поднимающегося из глубин. Из-за подобного соседства за стенами приюта всегда было жарко и влажно, а некогда блестящую внутреннюю обшивку отсека покрывал ковер зеленого мха и серых грибов, причудливо светящихся в темноте, будто давно погибшие звезды. Так что, когда Голос объявлял отбой, и сектор 1А погружался во тьму, Дом Надежды выглядел глыбой из камня, куда-то неторопливо плывущей в своем собственном космосе. А по утрам, когда отсек обрабатывали санитарным газом, здание приюта напоминало горную вершину, окутанную предрассветной дымкой.
Будто картинка в старой книге, подумал Блик Зорин, изучая записи камер наружного наблюдения и сверяя их с данными сканеров. Биологическое благополучие отсека на допустимом уровне, оперативного вмешательства не требуется, посторонних форм жизни не наблюдается, активностей Бездны не зафиксировано. Он внес соответствующую запись в журнал и переключился на внутренние камеры. Экран погас на мгновение, затем ожил, показывая коридоры, классы, столовую и другие помещения приюта. Весь Дом Надежды, разрезанный на маленькие живые квадраты с рядами чисел в каждом углу, и каждое число наполняло инспектора Зорина самым приятным из всех чувств: чувством, что его мир находится в пределах допустимой нормы. Закончив утренний анализ камер, он сделал все необходимые записи в журнале наблюдений и включил режим автоматического сканирования. После этого Блик достал из ящика стола штатный нейтрализатор, по форме напоминающий армейский револьвер, и вышел из кабинета. Пришла пора разобраться еще с одним делом.
Настенные часы в коридоре показывали 06:30 утра, второй день Падающих Листьев, ситбиан. Через полтора часа Голос объявит подъем, на полчаса позже, чем в будние дни. Зорин не одобрял такого послабления в расписании, но политику Моранбаума определял не он, а совет директоров. И, в частности, директор Дома Надежды, который уже полтора часа как не спал, судя по данным камеры наблюдения в его кабинете. Так что, решил Зорин, почему бы не покончить с возникшим вопросом еще до завтрака.