Он сунул руку во внутренний карман форменного плаща, убеждаясь, что проклятая книга все еще на месте. Как бы он хотел, чтобы все это оказалось детской шалостью, глупым невинным розыгрышем. Но стоило пальцам коснуться шершавого переплета, как внутри у Зорина все похолодело. В нем было очень мало Бездны, но та, что была, моментально отозвалась на зов книги. Нет, вздохнул Зорин, это действительно она. Значит, у одного мальчика сегодня будет весьма неприятный разговор с директором. И скорее всего, с летальным исходом. Такое уже случалось в Доме Надежды, взять хотя бы недавнюю историю с бедняжкой Лорой.
Зорин остановился. На долю секунды ему захотелось развернуться, вернуться в свой кабинет, открыть утилизатор и выбросить туда эту злосчастную книгу, замять это дело, чтобы оно никогда не получило огласки. Перед его глазами всплыло заплаканное лицо Лоры – бледное, изможденное жестокими допросами, в кровоподтеках и ссадинах, напоминающих акварельные подмалевки на помятой бумаге. Но потом он вспомнил ее слова: «Я просто хотела, чтобы он больше меня не трогал». Вспомнил Зорин и то, что осталось от бедного мальчишки, который ее обидел, – дымящуюся кучу дерьма и раздавленной плоти. Это вернуло инспектору былую решимость. Нет, подумал он, Дом Надежды не должен видеть то, что видел он во время Гражданской войны. Больше никаких убийств с помощью Бездны и дымящихся детских трупов. Успокоив себя этой мыслью, Блик Зорин проверил нейтрализатор в кармане плаща и двинулся дальше.
Искусственные окна, встроенные в стены коридора, показывали раннее утро в одном из немногих уголков Средоточия, уцелевших после Катастрофы. Земля, уже тронутая первыми заморозками, уступами спускалась к безымянной речке, из-за которой вот-вот появится первое из четырех солнц. Оголенные ветви деревьев слегка подрагивали на ветру, будто махали руками всем, кто смотрит на них по ту сторону экрана. Здравствуйте, говорили они, мы избежали смерти, и пусть этой осенью мы выглядим не очень красиво, но нас хотя бы не поглотила Бездна, и весною мы вновь расцветем. Зорин грустно усмехнулся. Если бы деревья могли говорить, то так бы они и сказали всем, кто считает их недостаточно красивыми для утра выходного дня.
Зорин поднялся по широкой винтовой лестнице на третий этаж, где располагались спальни старшей группы, и остановился возле одной из дверей. Электронная табличка на ней гласила: Дворкин, Мелкин, Кровин, Кривин. Буквы фамилий воспитанников слегка подрагивали, иногда поочередно пропадали, мигая, словно вывеска в дешевом придорожном кафе. Зорин помнил, что до войны таких кафе были тысячи, и мигающая вывеска встречалась там куда чаще, чем хороший кофе. Надо бы вызвать сюда электрика, подумал он. Воспользовавшись ключ-картой, Зорин бесшумно отпер замок, аккуратно приоткрыл дверь и вошел внутрь.