Вот так, доктор. Ночь, факелы, кричащая толпа. А я горел заживо, превращаясь в пепел, но оставался жив, потому что просто не мог умереть. Не мог.
— Похоть? — переспросил доктор Кровин.
— Да, — растерянно кивнул Морару, будто очнувшись.
Странно, но воспоминания об этом сне, такие подробные и образные, впервые рассказанные другому человеку, на мгновение породили в нем сомнение в их реальности. Он слышал о людях, которые в рассказах о своем прошлом пересказывали не случившиеся с ними события, а сцены из фильмов и книг, которые, осознанно или нет, сделали частью собственных воспоминаний.
Нет, мысленно сказал он себе, весь тот туманный кошмар, который творился, был реален. В доказательство он даже может показать доктору парочку шрамов на теле.
Да, малыш, покажи ему, пусть он поржет.
Голос в голове пребывал в нетерпеливом возбуждении. Матей физически ощущал, как он скребется о черепную коробку, расхаживая из стороны в сторону, будто человек в крохотной одиночной камере с двумя маленькими окнами во внешний мир – его собственными глазами. Кошмарные сны очень нравились этому голосу, воспоминания о них будто бы делали его более живым, более материальным, и потому он жаждал продолжения рассказа. А Морару поймал себя на мысли, что не хочет рассказывать доктору Кровину о своем «соседе». По крайне мере, пока он, Матей, не поймет природу своих снов, превративших последние полгода его жизни в бредовый кошмар.
— И что вы чувствовали во сне, будучи… мм… этим Похотью?
Голос Кровина звучал как голос исследователя, впервые взглянувшего на карту запутанного лабиринта: задумчиво, пусть и с легкой растерянностью, но с явным интересом.
— Сначала боль и жжение, – ответил Морару. – Как будто меня действительно сжигали заживо. Потом боль утихла, когда сгорели нервные окончания, и осталась лишь жалость.
— К кому?
– К ним. Они не понимали простой истины: пока они живы, будет жить и Похоть. Они пытались уничтожить то, что сами же создали, — продолжил Морару, его голос звучал почти с сожалением. – Я, то есть Он, позволял им устраивать эти казни, чтобы они могли почувствовать себя сильнее. Чтобы они могли хоть на мгновение ощутить власть над тем, что управляло их жизнями. Их существование было коротким, жалким, полным страха и грязи. А такая казнь становилась для них развлечением. Странным, кровавым, бессмысленным, но развлечением.