Доктор задумался, постукивая пальцем по черному корпусу диктофона. Лицо за темными очками оставалось непроницаемым. Морару отвел взгляд и посмотрел на небо за окном. Оно хмурилось, темнело; набухшие бока надвигающихся грозовых туч предупреждали о том, что скоро на Санаториум обрушится нешуточный ливень.
— Вы сказали, что ненависть этих людей была оправданной, — наконец произнес Кровин. — Они обвиняли вас в убийствах. Вы действительно убивали во сне?
Морару чуть помедлил с ответом, а потом сказал, взвешивая каждое слово:
— Не я. Он. Да, Он, так будет правильнее. Он наказывал за грех, за грех, который его породил. Который он должен был истреблять. Тех, кто потакал своей похоти, он казнил и отправлял в Средоточие.
— Куда-куда? – переспросил доктор.
— Средоточие, — повторил Матей. — Это место, которое было в начале всего и откуда все произошло. По крайней мере, Он так думал. Туда же, в это Средоточие, все возвращается после смерти. Даже то существо, которое создало Похоть и впустило его в мир, пришло оттуда и туда же должно было однажды вернуться.
— Вы говорите о боге?
О боге, конечно. Морару усмехнулся про себя. Перед глазами снова возникла горная дорога, выезжающая из тумана машина и голос Фишмана: «Мир после бога», интересно, каким он будет?». Они говорили о его новом романе, для которого Марк уже заказал обложку: маленький мальчик, окруженный культистами, злобные тени, тисненые серебром буквы, складывающиеся в название. «Мир после бога». Это была единственная тема, на которую Морару мог спокойно разговаривать, пока они ехали в больницу… Но откуда они ехали?
Матей почувствовал, что у него вспотели ладони. Память, притупленная уколами, хоть и восстановилась, но какие-то моменты все еще тонули в непроглядном тумане. Совсем как их с Марком автомобиль на той горной дороге.
– Матей?
Морару понял, что нужно что-то сказать доктору, что-то связное.
— В сне не было такого понятия, как бог, – Матей потянулся за сигаретой. – Похоть мало о нем думал, а если и думал, то именовал его Отцом.
– Занятно, – Кровин чуть подался вперед, будто бы нащупал интересующую его ниточку в разговоре. — И все это вы знали уже в момент первого сна? С самого начала?
— Нет, доктор. Я понял, что знаю это, когда проснулся.
— Я правильно понимаю, что, когда вы проснулись, у вас в голове была сформирована некая мифология выдуманного мира? Это могло быть как-то связано с книгой, над которой вы работали?